– А Хейл? – спросил полковник Марч, не моргнув глазом. – Подлинный Хейл? Где он теперь?

И вновь мистер Вильсон взял извиняющийся тон.

– Прячется в уединённой комнате своего загородного дома, засунув голову под подушку, пытаясь выдумать объяснение своего предположительного поведения. Даже если он раскроет правду, боюсь, леди Патрисии она не понравится. И я, вероятно, м-м-м, потерял клиента. Жизнь, – заключил мистер Вильсон, грустно покачивая головой, – трудная штука.

– Бесспорно.

– В любом случае, как я уже говорил, вы ведь не раскроете нашу маленькую тайну? Наше мошенничество, как вам хочется его называть?

Полковник Марч поднялся на ноги. Всегда внушительный, он заполнял собою всю комнату. Он надвинул свою шляпу на лоб чуть под чуть более бандитским углом, чем уместно, и подобрал свою трость с серебряным набалдашником. Его рябое лицо покраснело.

– Искренне говоря, – произнёс он, – мне не оставлено другого выхода. Вы полностью меня обыграли. Если я правильно понял положение, раскрыть это мошенничество– значит разрушить половину общественных репутаций в Англии. Мы не можем этого позволить. Народ следует оставить в заблуждении. Боже мой, народ обязан оставаться в заблуждении! Так что, если и мисс Вильсон подтвердит правоту этой версии…

– Да, – сказал девушка, потупив глаза.

– Тогда более не о чем говорить. Хорошего вам дня, сэр!

– И вам, полковник Марч, – поклонился мистер Вильсон. – Вильгельмина, дорогая, проводишь джентльменов наружу?

Вильгельмина их проводила. Тем не менее она вовсе не выглядела довольной исходом дела. Впервые в её манере проявились следы нервозности. В приёмной она резко остановилась и развернулась к ним лицом.

– Вы старый, – начала она резко и сорвалась не то в хохот, не то в рыдание, – полковник Марч не разобрал, что именно. – О чём вы думаете?

– Думаю? – повторил полковник Марч с выражением полнейшей невинности.

– Да, думаете! И вы отлично это знаете! По вашему лицу сразу видно! В чём дело? Неужели вы и теперь не верите нашему рассказу? Я вам клянусь, что этой одежды никто не касался всю неделю!

– Ах, это? – сказал полковник, усмехаясь. – В это-то я верю.

– Тогда что ещё? О чём вы думали?

– Ну, – сказал полковник Марч, – раз уж вы спросили, я думал о собаке.

– О собаке? – эхом отозвалась она.

– О собаке леди Патрисии Мортлейк. Жуткое создание. Впрочем, это просто я не люблю пекинесов. – Полковник Марч задумался. – Было у неё одно качество, однако, на которое я обратил внимание. Пёс Флопит совершенно не интересуется незнакомцами. Покажи ему весь личный состав Скотленд-Ярда, он и глазом не пошевелит, не говоря уже об издавании звуков. Это такая собака, что лает лишь на запах или вид того, с кем отлично знакома. Так что, если бы с вами вчера здесь был Габриэль Фиск, я бы крайне удивился, с чего бы Флопиту поднимать весь этот шум, привлекший в конце концов внимание леди Патрисии к вам обоим.

И пока голубые глаза замерли на нём, а выражение шаловливого оживления сохранилось на её лице даже сквозь прилившую краску смущения, полковник Марч добавил последнее слово.

– Не отпускайте его, – велел он глубоким шёпотом. – Вы подходите ему гораздо лучше, нежели высокородная истеричка, распланировавшая его жизнь до последнего мюзикла и приёма.

– Я люблю Фрэнка Хейла уже очень давно, – призналась девушка. – Но я думала, для него будет лучше, если мы скажем…

– Вам с дядей нет никакого резона лгать, чтобы ублажать её, – сказал полковник Марч.