Вспомнилась родная планета — Церера. Ее и планетой-то называли с натяжкой. Поверхность в шесть тысяч раз меньше Земли, каких-то 950 километров. Но все же, Церера была уникальной. Помимо свалки, у нас добывали воду для поселений в поясе Юпитера. Церера хранила колоссальные запасы влаги. Но это и было проклятьем населения нашей планетки. Воду добывали варварски, разрушая поверхность, уничтожая красивые кратеры. И хотя человечество очень сильно изменило мою планету, но она оставалась для меня родной.

И сейчас глядя на Вагулу, я сравнивала ее с Церерой. Мой дом был красивее. Накатила какая-то апатия. Я дико скучала по дому. Раньше я так сильно хотела вырваться из семьи, стать самостоятельной, что совсем не ценила того тепла, что было у меня. Не видела красоты родной планеты. Не понимала, что имела, по сути, очень много.

Ласковые руки скользнули на мою талию.

— Почему ты ушла? — целуя меня в шею, спросил Лэксар.

— Не хотела мешаться, — откинувшись на его грудь, ответила я, — А почему ты здесь?

— Потому что ты здесь, — я уловила смех в его голосе. — Ты любишь наблюдать за космосом, я часто видел тебя здесь и раньше.

— Люблю, я думаю, что нет ничего красивее вселенной.

Повернувшись, я обняла его за талию и заглянула в глаза. Разница в росте у нас была внушительной, поэтому мне пришлось сильно запрокинуть голову. Лэксар улыбался. В этом мужчине мне нравилось все. Нет, безумного обожания не было, я восхищалась им, его строгостью и в то же время такой нежностью по отношению ко мне.

Были ли у Лэксара недостатки? Конечно, были и я их видела. Собственник, ревнивец, наверное, в чем-то даже деспот, требующий безоговорочного подчинения исключительно ему.

Но со всем этим я готова была мириться, где-то приспособиться. Где-то проявить мягкость. Не ломать себя, нет, просто не идти напролом, доказывая свое право на самостоятельность, а аккуратненько окольными путями через печальное личико и тяжелые вздохи, добиваться того, что мне надо. Мама так уже больше двадцати лет с папы веревочки вьет, длинные такие предлинные. И папа даже не догадывается об этом, полагая, что во всем главный только он один, а все безоговорочно ему подчиняются. У него тоже был тяжелый характер. Взрывной и местами даже агрессивный. Но в руках мамочки он превращался в кусочек теста, из которого она лепила, что хотела.

— Ты так загадочно улыбаешься милая. О чем же думает твоя красивая головка?

— Ну, так я тебе и выдала все свои стратегические планы и цели, — подразнила его я.

— А цель планов? — его правая бровь заинтересовано приподнялась.

— Твое завоевание!

— Хм, готов сдаться тебе в плен прямо здесь, — выдохнул Лэксар мне в шею, легко покусывая ее. — Иди в каюту, малыш, и поспи.

* * *

Засыпала я, все еще улыбаясь. Но сон был тревожным. Я бежала по какому-то коридору, странный узкий, словно кишка. На стенах то тут, то там, отчетливо были видны темные бордовые засохшие подтеки.

«Это кровь! — шепнул мне тонкий голосок в голове. — Беги!».

И я бежала по узкому коридору. Натолкнувшись на огромную дверь в каюту, толкнула ее и попала в комнату. Помещение поразило огромными размерами и непередаваемой мрачностью. Посередине стояла высокая кровать, а около нее на цепи, прикованные за ноги, две девушки, совсем юные.