На этой кассете были собраны любимые песни Кэтлетта с других кассет и пластинок. Здесь был государственный гимн «Усыпанный звездами стяг» в исполнении Марвина Гэя и «Слишком высоких гор не бывает», которую пел он же, но вместе с покойным Тамми Террелом. Сейчас оба были покойниками – Марвин Гэй, принц Мотортауна, был застрелен собственным отцом в пылу ссоры. Какая утрата! А ты не можешь пристрелить мужика, который, в отличие от Марвина, это заслужил.
Кто же был на лестнице, Чили Палмер или женщина? Он чуть помедлил с выстрелом, пытаясь разобраться, а потом раздался этот жуткий крик. Такой вопль он последний раз слышал, когда смотрел «Гнусных тварей». Это явила свое дарование Карен Флорс, значит, на лестнице был Чили Палмер, может быть, он даже попал в него, и дело сделано, ведь Чили Палмер упал – или мертвый… или специально, спасаясь от пуль. Эти мысли по пути домой не давали ему покоя. Он понимал, что Карен Флорс, как только перестанет кричать, обязательно позвонит в полицию. Он даже стер с пистолета отпечатки пальцев и уже хотел выбросить ствол в траву на обочине Лорел‑Кэньон, но в последний момент передумал.
Вернувшись домой, он поставил машину в гараж, сменил черный комбинезон гонщика на белый шелковый халат и босым принялся ходить по квартире. Разобрал постель и смял простыни, взъерошил волосы, потом причесал их. Марвин Гэй пел «Сексуальное утешение», когда Кэтлетт услышал шум подъехавшей к дому машины. Он сразу же подумал о легавых. Но в такое время подписанного судьей ордера на обыск у них быть не может, поэтому по поводу пистолета он беспокоиться не стал и зашлепал к входной двери с видом невинного, только что проснувшегося человека. Машина оказалась не легковой – когда погасли направленные на дом фары, он увидел припаркованный фургон и идущего к двери Медведя с чемоданом в руке.
Недовольно бурча, Кэтлетт впустил его.
– Ты что, не знаешь который час? Что подумают соседи?
– Мне не терпится избавиться вот от этого, – пояснил Медведь, протягивая ему клетчатый чемодан «Блэк Уотч», привезенный Йайо. – Я заезжал к тебе вечером, сразу после твоего звонка, но тебя не оказалось дома. Я даже зашел в дом, чтобы оставить это дерьмо, но потом подумал, лучше будет отдать тебе лично, чтобы ты сам проверил. Здесь все, кроме того, что Ронни увез в Палм‑Дезерт.
– Погоди, ты вечером был у меня дома?
– Ты что, плохо стал слышать?
Этот перекачанный каскадер вздумал хамить. Кэтлетту показалось это странным.
– Медведь, почему ты так со мной разговариваешь? Мы с тобой чудесно ладили, почти никогда не спорили. Я даже считал тебя своим другом.
– С лестницы вместо тебя падал я, так ты хочешь, чтобы я же и в тюрягу сел? На хрена мне такой друг.
– Что? – Кэтлетт недоуменно поднял брови. – Ты воспринял всерьез мой базар по телефону? Я ж просто пошутил. Ты, наверное, испугался, когда я назвал себя подленьким говнюком… Перестань, ну да, раньше я тебе такого не говорил…
– А ты и есть говнюк, говорил ты это или нет. И прямо хочу сказать, я тебе не верю. Проверяй чемодан и не говори потом, что я якобы что‑то спер.
Кэтлетт увидел, что Медведь кладет чемодан на пол и становится на колени, чтобы открыть молнию.
– Восемь кило, верно?
– Верно. Хочешь получить расписку? – предложил он Медведю, закрывающему чемодан. – Кстати, песня очень в тему. Это Марвин Гэй «Не правда ли, странно»… Вот и я думаю, не странно ли это? Приперся в такое время, подождать не мог, что ли? И почему ты ни о чем не спрашиваешь?
Кэтлетт смотрел, как эта туша в цветастой рубашке поднимается на ноги.
– Ты не спросил, удалось ли мне без твоей помощи влезть в дом этой бабы. |