Он заулыбался, понял, сказал уже потеплевшим голосом:
- Ладно-ладно. Она должна понять не умом, ясно. Такое понимают не умом. Но она упрямая.
- Ну и хрен с нею, - сказал я. – Или полагаете, не смогу поправить генетический код в митохондрии нематоды без ее помощи?
- А в другой… работе?
Я сказал веско:
- Да один Гаврош знает и умеет в десять раз больше, чем Ингрид!.. Я имею в виду современные системы поиска. Не обижайтесь, но одна простенькая программа уже сейчас делает больше, чем сто тысяч шерлокохолмсов. А что касается наших работ, то из всей прыгающе-стреляющей братии ГРУ, вряд ли найдется хоть один, которого мы взяли бы даже пол подметать.
- Жестко, - сказал он с уважением. – Хотя я вот тоже не понимаю, по каким алгоритмам вы отыскиваете точки угроз человечеству, которые необходимо обезвредить… Но хорошо, я все понял. Так и передам!
Он прервал связь раньше, чем я успел сказать, что ничего передавать не надо. Это сказано для него, а не Ингрид. С Ингрид у нас несколько иные отношения.
Глава 7
На другой день я едва вышел из лаборатории Геращенко, немало впечатленный его интуитивным подходом к новым методам, как раздался звонок с пульта охраны небоскреба.
- Владимир Алексеевич? У нас тут посетитель к вам.
- Кто?
- Журналист Ингрид Волкова.
- Ого, - сказал я с интересом. – Из какой газеты?
- Говорит, вроде бы независимый журналист, - ответил охранник. – Пишет для разных изданий. Так бывает?
- Сейчас все бывает, - сообщил я.
- Пропустить?
- Сообщи, - сказал я, - что доктор Лавронов покинул рабочее место десять минут тому. Заедет еще в какие-то места, а потом домой.
- Будет сделано, - ответил дежурящий с мужским пониманием в голосе.
Я в самом деле практически покинул институт и занимаюсь мышками дома, хотя в реальности нахожусь пока еще в небоскребе Фонда Мацанюка. Просто сейчас на многих работах вовсе не обязательно присутствовать лично, удаленное присутствие позволяет делать гору работы быстрее и лучше, так что из института кормлю мышек дома в коттедже, а оттуда работаю удаленно в институте.
Но, конечно, примитивное обезьянство велит мне после работы вернуться в свою пещеру, и хотя я весь из себя светлый ум и все такое, но иногда поддаюсь темному зову предков и возвращаюсь в этот элитный дом, в котором для меня только и есть хорошего, что оборудованная по последнему слову хайтека лаборатория.
Через минуту снова звонок, дежурный проговорил смущенно:
- Эта журналистка… увы, знает, что вы еще не покинули рабочее место.
- Эх, - сказал я, - пронырливые эли журналюги…
- Пустить?
- А что остается, - ответил я, - иначе раструбят, что мы здесь педофилией занимаемся. Потребует выслать в Европу, там все сейчас камингаутничают наперебой насчет гейства, педофилии, некромании и копрофагии…
Он сказал с облегчением в голове:
- Пропускаю! А то слишком уж настырная.
Ингрид вошла быстрая, даже стремительная, дико повела синими, как небо Арабских Эмиратов глазищами по сторонам.
- А-а-а, вот где ты прячешься!
- Хорошее место, - сказал я сдержанно. – Я таким представляю себе рай.
- И без гурий?
- Гурии в мире попроще, - пояснил я. – Который попримитивнее. Намного. Порядков так на сто… Ингрид, если тебя прислали как-то воздействовать, то это смешно. И не солидно. Ты не царица Клеопатра, а я не Антоний, что за царские сиськи предал страну, отечество и будущее Римской империи.
Она сказала обидчиво:
- Не глупи! А еще умный. Разве я не могла заехать к тебе просто так?
- Не могла, - ответил я честно.
- Почему?
- Во-первых, - сказал я и загнул палец, - знаешь, что скажу то, что уже сказал. |