В левом нагрудном кармане забилась, как рыба на песке, телефонная трубка. Я поймал ее и заглянул в светящееся окошко: «Нет номера».
— Да.
— Командир, это я, — звонил Дед.
Милое дело — устраивать засады на колонны на узкой горной дороге. Подожжешь, бывало, головную и хвостовую машины, а потом без лишней суеты и спешки уничтожаешь все остальные вместе со всеми остальными.
В Подмосковье гор, как известно, нет. Исключительно равнины, до предела окультуренные лесочки, больше напоминающие парки и поселки с коттеджами. Озера, речки, русские березы. А вдоль дорог девки с ценниками стоят. Красота!
Едва не забыл, иногда встречаются, как поется в песне, «рощи вдоль пригорка». Вот это хорошо, потому что к каждому пригорку обычно прилагается низинка. А это дает простор для полета оперативной мысли.
— Выезжают, — тихонько проговорил Шадурский.
— Вас понял, — отозвался с крохотной возвышенности по другую сторону грунтовки Берташевич.
— Огонь по моей команде.
— Угу.
Гор в Подмосковье не наблюдается, зато здесь много грязи, тоже очень полезная вещь. Крохотная колонна из четырех машин выехала с территории базы и, освещая дорогу фарами, двинулась к выезду на шоссе. На пологом подъеме идущий первым, корейский микроавтобус, забуксовав в родных русских говнищах, потерял ход. Остальные три машины приблизились вплотную. Лучшего момента ждать просто не стоило.
— Давай! — Шадурский надавил на спусковой рычаг лежащего на правом плече тубуса ручного противотанкового гранатомета РПГ-18 с милым названием «Муха».
Микроавтобус аж вспучило от взрыва. Нечто подобное приключилось и с идущей в хвосте «Газелью», второе насекомое ударило ей в левый борт. Отбросив в сторону тубусы, и тот и другой схватили пульты управления.
Взрыв! Взрыв! Треск и снова взрыв. Тишина. Сработали заботливо установленные по обе стороны дороги двенадцать отечественных противопехоток МОН-50, из числа тех, что до судорог ненавидела принцесса Диана, а римский папа совсем недавно высказался за полный и окончательный запрет. Около полутысячи убойных элементов, начиняющих каждую их мин, вспороли корпуса машин и принесли заслуженную смерть находящимся внутри.
На десерт опять были «Мухи», целых четыре, по две с каждой стороны, весь имевшийся в наличии боезапас. Получилось скромненько, но со вкусом. Если бы все это происходило на съемках гонконговского, скажем, боевика, то разгромленную автоколонну для порядка еще бы обработали огнеметами (а один из злодеев второго плана все равно бы выжил, и главному герою пришлось его красиво убивать поближе к финалу). Американский режиссер обязательно задействовал бы пару стратегических бомбардировщиков. Работающие здесь и сейчас Шадурский с Берташевичем даже не стали спускаться вниз и выяснять, не выжил ли кто, просто не имело смысла. Даже если и выжил, толку-то.
— Уходим, — скомандовал Шадурский, бросив взгляд в сторону базы. Свет там погас, охрана куда-то попряталась, знать, приготовилась защищать себя, любимую, до последней капли крови.
— Догоню, — Берташевич бросился к сосне, расстегнул портки и застыл.
— Долой грусть, — весело проорал он, падая в кресло рядом с хмурым Дедом. — Жизнь прекрасна!
— Не сказал бы, — покачал головой тот. — Кира с командиром спалились. Сработали как надо, но спалились.
— Как?
— Киру на складе продырявили, Игорь привез его в больницу и остался с ним. Уже отзвонился в ФСБ, скоро к ним подъедут.
— Почему остался?
— Чтобы Киру местные менты не зацапали, сам, что ли, не понимаешь?
— Теперь понял. |