Впрочем, его благородство не произвело на её никакого впечатления. Она вообще не оценила в нём мужчину.

— Ты ничего не понимаешь! — повторила она на тон выше и приказала: — Сядь!

Он с любопытством подчинился, занял место напротив и приготовился внимать, но так, чтобы она не сумела воспользоваться коготками в кровавом лаке.

— Я могу на тебя положиться?..

От удивления он едва не упал со скамейки на песчаную дорожку: представил, сколько усилий стоила ей эта даже не странная, а неуместная просьба, вовсе не мстя за школьные годы, когда Ирина Самохвалова была надменно-величественна и попросту не замечал его существования. Бывает у женщин такая защита. Только с годами они её растрачивают по причине того, что мужчин рядом с ними становятся всё меньше и меньше, к тому же они и все поголовно, к сожалению, умнеют и умнеют, не позволяя сесть себе на шею и болтать ножками.

— Вполне, — ответил он и дал ей шанс снизойти, встать с ним на одну доску и даже решил посмотреть, что из этого выйдет.

— Да… Тоша так и сказал, ты не предатель.

— Он обсуждал с тобой эту тему? — удивился Цветаев и подумал, что в таком случае Пророк круглый дурак: кто же доверяется жене в таких вопросах? Хранить от своих секреты, а жене — выбалтывать, содрогаясь в оргазме! Интересно, как далеко он зашёл?

— А с кем ещё обсуждать? — удивилась она вполне естественно, говоря тем самым, что имеет над мужем неоспоримую власть.

— Антон тебя любит, — брякнул он, не подумав, что это может только раздражать её, хотя ясно, что проблемы Пророка с женой вылились в абсолютную форму доверительности. Было отчего насторожиться. Что знаю двое, то знает и свинья. Кажется, это поговорка Пророка.

Даже со своей Наташкой я бы не стал обсуждать рабочие моменты, подумал Цветаев и наконец разглядел, что глаза у Самохваловой красные, с припухшими веками, и понял, что она проплакала, а точнее, прорыдала всю ночь и теперь у неё просто нет сил даже на маленький спектакль, до которых она была большая охотница.

— Тоша — это не то, что ты думаешь, — и вдруг вспыхнула она, словно мак.

Не хочет показать, что крутит Антоном, решил Цветаев и рассердился из-за мужской солидарности, хотя ему сделалось противно.

— Я ничего не думаю, — ответил он благородно и даже поднялся, чтобы уйти и перестать её мучить и себя заодно. — И я не хочу продолжать этот разговор.

— Зато я хочу! — отрезала она и дёрнула его за руку: — Сядь! — посмотрела снизу вверх, не воспользовалась своим преимуществом в росте, не унизила, как обычно, а просяще добавила: — Мне не с кем больше поговорить!

Он плюхнулся с таким ощущением, словно был хрустальным бокалом, боящимся резких ударов и через силу приготовился выслушивать её откровения.

— Я его не люблю! — призналась она с таким темпераментом, словно делала заявление для печати и добавила, гневно сверкнув глазами: — Давно…

— Кого?.. — с вялым изумлением уточнил Цветаев, хотя, конечно, знал ответ, но надо было соблюсти условия мелодрамы и перетерпеть все её коллизии, чтобы не вляпаться в сентиментальность и жалость, в то, что пыталась вызвать в нём Ирина Самохвалова.

— Кубинского! Кого ещё! — сказала она с упрёком к его недогадливости.

— А я думал, Орлова, — тупо заметил он, отгораживаясь от неё таким образом мужской солидарностью.

— И Орлова тоже! — добавила она так, как будто оглашала список отвергнутых претендентов на своё измученное сердце.

А что если о некоторых вещах тебе не надо знать, догадался он? Что если ты потом пожалеешь? Жил себе беззаботно, а потом возьмёшь и пожалеешь.