— Можно! — насмешливо подставил челюсть Пророк.

— Гад ты! — в сердцах сказал Цветаев и ушёл, обойдя гроб и чёрных старух.

Пророк нагнал его на веранде с бутылкой в руках.

— Ну прости меня, идиота! Прости! Хочешь, я колени встану?! — заглянул он в глаза и, не задумываясь ни секунды, бухнулся на заплеванный пол.

— Встань! — потребовал Цветаев.

Пророк попросил:

— Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил?!

— Ладно, чёрт с тобой! — сказал Цветаев, стиснув зубы.

Ему неожиданно сделалось смешно: Пророк, и на коленях. Ослаб Антон, хотя надо отдать ему должное — не подал он вида, что его бросила жена и что жизнь катится в тартарары. С таким сердцем воевать нельзя, с таким сердцем надо долго и нудно лечиться водкой, пока не протрезвеешь.

— То-то же! — опомнился Пророк и вскочил. — Выпьем! — И за неимением посуды, но в основном назло Цветаеву присосался к бутылке.

— Теперь ты! — оторвался с придыханием.

Цветаев, не моргнув глазом, допил оставшееся и поставил бутылку на пол, но алкоголь даже не подействовал, только упал в желудок горячей волной.

— Ладно, ну, прости меня, — попросил Пророк, подобострастно заглядывая в глаза. — Не ты убивал, не ты предавал!

— А кто? — жёлчно спросил Цветаев, зачем-то подумав о Лёхе Бирсане.

— Не знаю, — признался Пророк, облокотясь на подоконник и выглядывая в узкий, как гроб, дворик. — Я действительно думал, что это ты! Специально проверил.

— Как? — полюбопытствовал Цветаев.

И опять это старая волна недовольства накатила на него: ну нельзя так гробить друзей, нельзя.

— Сказал, что мы нападём на Танковой, — похвастался Пророк.

На Танковой, нехотя вспомнил Цветаев, находится посольство США.

— Старик, ты зря старался, — сказал он. — Поутру я едва вспомнил наш разговор.

— Вот именно! — обрадовался Пророк. — Если бы ты был предателем, ты бы не то что запомнил, ты бы всё записал, а так банально уснул.

— Может, я притворялся! — зло огрызнулся Цветаев.

— Не притворялся, — со знанием дела сказал Пророк.

— Почему? — удивился Цветаев.

— А я тебе нос заживал, — насмешливо посмотрел на него Пророк.

Не таким ожидал увидеть его Цветаев, а как минимум, убитым горем: неужели он не любит свою Ирку? — подумал он. А может, Ирка наврала насчёт звонка? Верь теперь женщинам.

— Скотина! — совершенно определённо высказался он.

Шрам на груди у него нервно зачесался. И Цветаев вспомнил, что ему действительно снился сон, как будто он нырнул, а воздуха не хватила, и он задыхается под водой, чуть дуба не дал.

— Да знаю, знаю, — беззлобно среагировал Пророк.

Мимо прошмыгнула старуха с тазом, полным марганцовки, выплеснула во дворик и прошмыгнула назад. На полу остались тёмной капли жидкости.

— Дед, третий день лежит, — сказал Пророк.

И хотя на веранде вроде не пахло ладаном, Цветаева едва не стошнило снова.

— Орлов, сам понимаешь, вне подозрений, — сказал Пророк тем жёстким тоном, которые делали Пророка исключением из правил.

— Кто бы сомневался, — отозвался Цветаев, наблюдая, как раствор марганцовки впитывается в мох между камнями.

Сказать или не сказать насчёт Ирки? Вдруг сам догадается.