— А Кира — он более жесткий, я даже думала, как бы со своим строптивым характером-то он не испортил себе жизнь, не стал неудачником… Это очень страшно, когда человек неудачник! Он всех винит в своих грехах и бедах, а сам, сынок, палец о палец ударить не желает… Боялась я, честно говорю… Теперь-то понимаю, что не в отце дело, который мог передать ему свой мерзкий характер…
— Ма, — почти без удивления спросил Олег, — ты что это такое говоришь? За что ты Матвея Григорьевича? Он же его совсем не знал.
— Да, я запретила ему, Матвею, когда он однажды хотел…
— Ну и правильно, наверное, сделала, ма… Чего сейчас-то об этом? Ты лучше на дорогу смотри, водила ты моя! — непринужденно рассмеялся Олег.
Проскочили метро «Речной вокзал»…
— Ма, ты куда несешься как угорелая? — хмыкнул Олег. — У нас с тобой еще времени до черта! Успеем попрощаться…
— Я тоже всегда так думала, Алька, что времени у нас у всех много… А оно укатилось, сынок, неизвестно куда, и, как говорится, дай-то Бог, успеть бы в самом деле попрощаться…
— Какие-то у тебя, ма, мрачные нынче мысли… О Боге, о вечности, эк куда нас заносит!
— Но, прожив свою жизнь до конца, сын, я поняла, что всю жизнь жалела и любила не того… Поздно. Пришла вот и нам пора прощаться…
— Не понял, ма! — нахмурился Олег. — Какое прощанье? Ну-ка посмотри на меня!
Машина влетела на мост через Химкинское водохранилище. Дома справа и слева кончились, впереди — только фермы моста и перила ограждения.
— Гляди! — повернула Шура совершенно спокойное лицо к сыну и резко крутанула руль вправо.
«Волга», взвизгнув, подпрыгнула на бортике, вышибла напрочь в далекую сверху воду обломки металлического ограждения и на миг замерла. Олег с разбитой о переднее стекло головой уткнулся в крышку бардачка…
Есть такое действие: контрольный выстрел. Им постоянно пользуются наемные убийцы, чтобы быть полностью уверенными, что заказ выполнен в соответствии с договором…
— Прости, сын, — тихо сказала сама себе Александра Ивановна Романова, генерал-майор милиции, — я вынуждена…
И она плавно, как в тире, вдавила педаль газа. «Волга», стремительно взревев мотором, ринулась в бездну.
СУББОТА, 21 октября
И снова ранним утром позвонил Костя, но ничего нового сообщить не собирался: все уже и так все знали.
— Я вижу, друг, учитель и бывший шеф, что у тебя бессонница стала нормой.
— Можно подумать, что ты беззаботно храпел всю ночь…
— Не храпел… Тоже не спал, но ведь от этого не легче, Костя? Мои приезжают, не хотят больше жить одни… Просто не знаю, что делать.
— Придумаем. Грязнов спит? Или уже бдит в своей конторе?
— Побойся Бога, Костя, сегодня ж суббота — всеобщий выходной. Я впервые отдыхаю в субботу, это ж такое счастье.
— Хватит отдыхать, скажи Грязнову, что я сейчас заеду, пусть заводит свою… «ауди», да?
— Это зачем?
— Приеду — скажу.
Грязнов был смурной после вчерашнего происшествия. Они с Турецким, уже не сдерживая себя, основательно надрались и ни о чем не говорили.
— Чего надо? — хмуро спросил он.
— Не знаю, какие-то Костины фантазии.
— А-а-а…
В руках у Меркулова были четыре пышные белые хризантемы. Сели без слов в машину Славы и поехали. |