Сжимаю в ладони и бью острием ему в бок. Еще и еще!
Железная хватка на шее ослабевает. Одной рукой он пытается отбиться от моих ударов. Я снова бью стеклянной «розочкой» и выкатываюсь из-под врага. Тем же оружием разрезаю скотч на ногах.
Фу! Я свободен!
Мы сидим на полу в паре метров друг от друга и тяжело дышим. Каждый следит за противником, пытаясь предугадать его действия. Столик перевернут, вокруг бедлам. На мокром от алкоголя полу видны кровавые пятна. Среди бутылочных осколков валяются телефоны, ключи и — пистолет!
Мы замечаем его одновременно. Оружие ближе ко мне. Я бросаюсь за пистолетом, ожидая того же от противника, но Шмель кидается к дивану. Секундное недоумение сменяется догадкой — там второй пистолет! Я хватаю оружие, вскидываю руку, вижу направленный на себя ствол и давлю на спусковой крючок.
Два выстрела звучат одновременно.
После грохота в ушах ватная тишина. Я лежу на полу, пытаюсь понять, куда ранен. Острая боль под лопаткой в спине и на бедре. Шмель выстрелил дважды?
Приподнимаюсь. Я могу двигаться! Слышу сдавленный стон и учащенное дыхание. Мои губы распахнуты — мелко и часто дышу я. Взгляд в сторону врага — стонет он.
Шмель, стиснув зубы, скрючился на диване, зажимает левой рукой правое плечо и тянется пальцами к упавшему пистолету. Я бросаюсь к оружию и забираю его. Выковыриваю бутылочные осколки из бедра и спины и понимаю, что произошло.
Пуля, предназначенная мне, угодила в картину. Я успел откатиться. Если первая пуля проделала дыру в деревенской хате на картине, то вторая угодила в нарисованную корову. В выдуманной картине, как в новой реальности — разрушения и гибель.
А мой выстрел попал Шмелю в правое плечо, и он выронил пистолет. Держу его на мушке и приказываю:
— Звони! Прикажи киллерам отпустить Машу.
Он замечает дырку от пули в спинке дивана. Я стрелял один раз, значит пуля прошла сквозь плечо.
— На вылет. Повезло, — констатирует Шмель.
Я тоже испытываю облегчение, что не стал убийцей. Во-первых, предатель должен освободить Машу. Во-вторых, его судьбу пусть решает группа обнуления.
Я подбираю с пола телефон и сую Шмелю:
— Звони немедленно!
Он хлюпает кровавой пеной под разбитым носом:
— Твоя взяла, но сначала приведи меня в порядок.
— Звони, ублюдок!
— У нас связь только по видео, чтобы никто никого не надул. Если они увидят меня таким, прикончат твою Машу и смоются.
— Вытирайся!
— А что потом? Я про себя спрашиваю.
— Позвоню Чапаю, вызову группу обнуления.
— Умеешь утешить. Мне бы умыться.
— Быстрее!
Шмель топает в ванную, я за ним. С каждым шагом открывается истина: Шмель не просит пощады и не торгуется. Ранее он хвастался, что обман приносит ему больше, чем правда. Он не изменит себе и сейчас. Как он задумал меня обмануть?
Шмель включает воду, плещет себе в лицо и швыряет в меня стеклянную мыльницу. Я ожидаю чего-то подобного и уворачиваюсь. Тяжелая мыльница раскалывает кафель на стене. Я тычу пистолетом предателю в затылок и припечатываю лицом к зеркалу.
Шмель видит мой гнев и умоляет:
— Мы же друзья.
— У меня был друг, он погиб на войне. Звони, предатель!
— А как же моя морда?
Мне видятся страдания Маши в паровозной будке. Там нет освещения, сейчас ночь.
— Мы выключим свет, — решаю я. — Сразу прикажешь отпустить Машу. И пусть покажут, как она уходит. Мы будем смотреть, а они нет.
Я возвращаю предателя в гостиную. Толкаю на диван, сую ему в руки телефон и выключаю верхний свет. Освещение падает из коридора, к которому Шмель сидит спиной. |