Мы трясемся на броне, я глотаю пыль и радуюсь, что ребра почти зажили. А вот последние новости с фронта не радуют, и я спрашиваю:

— Чего вдруг отступаем, братцы?

Старлей, старший по званию, сжимает автомат и указывает на клубы дыма за горизонтом:

— Мы бьемся не за территорию, а против армии противника. Кончится их армия, территория перейдет сама собой.

— Побыстрее бы, — вздыхаю я.

— Кутузов тоже отступал, но победил. Нужно терпение и время.

В сумерках меня привозят на линию боевого соприкосновения, где всё указывает на недавний бой.

Старлей «отважных» настроен лирически:

— Бывай, «музыкант». Сегодня ваш «оркестр» выдал мощный концерт под гром «аплодисментов» нашей артиллерии.

Я подыгрываю:

— С той стороны новую массовку подгонят.

— И ладно, ты же хотел побыстрее. Огневого реквизита на всех хватит, — обещает «отважный».

Я в расположении «музыкантов Вагнера». Есть новые лица, но многих я знаю. Нахожу Вепря из штурмового отряда. Он чистит пулемет. Рядом босой Хан из бурятов меняет женские прокладки в походных берцах. Незаменимая вещь для сушки обуви. Не сомневаюсь, в его арсенале помимо обезболивающего промедола в шприц-тюбике есть и женские тампоны на случай пулевого ранения. Засунул в рану, тампон разбухает, кровотечение останавливается.

Вепрь замечает меня, смотрит косо:

— Кит приплыл. Ты теперь Контуженый?

— Контуженый, — соглашаюсь я.

— Контуженый хочет в штурм, к больным на всю голову? — Вепрь вроде бы шутит, но без усмешки. Глаза приглядываются ко мне.

— Приехал узнать про свой крайний бой. Сам ничего не помню.

— Мозги отшибло? Не можешь срать, не мучай жопу!

Шутки у Вепря грубые, но бойцам заходит. Рядом посмеиваются. Я настаиваю:

— Вепрь, про тот бой расскажи.

— Так не было боя, Контуженый. Ночью прилетело точнехонько вам по БК. Понял?

Я морщу лоб. Мы израсходовали боекомплект. Я передал по рации заявку. Под ночь подвезли мины. Взвод обеспечения предпочитает снабжать передовую в темное время суток, так меньше шансов подставиться под беспилотник.

Вепрь продолжает с обвинительным напором:

— Какого херы вы машину не разгрузили, во дворе оставили? Все мины разом рванули. Хата в труху вместе с твоими и водителем. А тебя за деревом нашли без сознания. Как ты там оказался?

Грузовик с боекомплектом, деревенская хата, ночь, дерево. Слова Вепря рассеивают туман памяти.

…Я вижу грузовик, наполненный ящиками с минами. Понурые лица бойцов. За долгий бой мы несколько раз переносили тяжелый миномет на новую позицию и перетаскивали мины туда-сюда. Я уж не говорю про эмоциональное выгорание.

Самый сильный из нас Урал тяжко вздыхает и спрашивает меня, как командира:

— Разгружаем за бруствер?

Шмель тоскливо смотрит на грузовик с просевшими рессорами:

— Утром передислокация. Опять загружать.

Да и водитель из части снабжения валится с ног:

— Я двое суток не спал.

Гнать такого обратно в ночь, провоцировать аварию. Наше расположение на околице разбитой снарядами деревни. Крайний дом сохранил стены и крышу — отель комфорт-плюс в условиях войны. Мы собираемся переночевать в нем.

Я задираю голову, изучаю темное небо. Прихожу к выводу, что вражеских «птичек» ночью не будет, и жалею измотанных бойцов.

— Кедр, перегони машину за дом под яблоню. До утра постоит, не заметят. Отоспись.

В глазах подчиненных облегчение. Мины подождут. Ночью мы редко работаем, огненный выстрел лишком сильно демаскирует позицию.