— Джа! — крикнула я, и Грай сразу же тронулся.

Мы отъехали примерно на четверть мили, когда цыганка вдруг заговорила.

— Ты врешь прямо как мы, — заметила она.

Вряд ли я могла ожидать подобное замечание. Должно быть, она заметила удивленное выражение на моем лице.

— Ты лжешь, когда на тебя нападают ни за что… за цвет глаз?

— Да, — ответила я. — Полагаю, да. — Я никогда не думала об этом.

— Так что, — заявила она, внезапно оживившись, — ты врешь, как мы. Ты врешь, как цыганка.

— Это хорошо? — поинтересовалась я. — Или плохо?

Она медленно ответила:

— Это значит, что ты проживешь долгую жизнь.

Уголок ее рта изогнулся, как будто вот-вот должна была появиться улыбка, но она ее быстро подавила.

— Несмотря на разорванную звезду на моем холме луны? — не смогла удержаться я.

Ее трескучий смех застал меня врасплох.

— Мумбо-юмбо. Гадательная ерунда. Ты не купилась на нее, ведь так?

Смех спровоцировал очередной приступ кашля, и мне пришлось ждать, пока она восстановит дыхание.

— Но… женщина на горе… женщина, которая хочет вернуться из холода…

— Послушай, — сказала цыганка утомленно, как будто не привыкла говорить, — твои сестры подрядили меня на это дело. Намекнули о тебе и Харриет. Сунули мне пару шиллингов, чтобы я напугала тебя до смерти. Вот и все.

У меня кровь похолодела. Как будто кран, питающий мой мозг, внезапно переключили с горячего на холодный. Я уставилась на нее.

— Извини, если сделала тебе больно, — продолжила она. — Я вовсе не хотела…

— Без разницы, — сказала я, механически пожав плечами. Но мне было не все равно. Мысли завертелись. — Уверена, я найду, как им отплатить.

— Может, я смогу помочь? — предложила она. — Месть — это моя работа.

Она морочит мне голову? Разве эта женщина только что не призналась, что она мошенница? Я пытливо посмотрела в ее черные глаза в поисках знака.

— Не надо на меня так смотреть. Я сказала, что мне жаль, разве не так? И я правду сказала.

— Неужели? — сказала я довольно нахально.

— Не надо дуться. В мире и так довольно обиженных, ни к чему пополнять их число.

Она права. Хоть я пыталась удержать уголки рта внизу, они дернулись и начали подниматься. Я засмеялась, и цыганка засмеялась вместе со мной.

— Ты напомнила мне то создание, которое было в палатке перед тобой. Настоящая грозовая туча. Сказала ей, что в ее прошлом что-то похоронено; сказала, что оно хочет выйти наружу, хочет, чтобы все исправили. Она вышла белая как мел.

— Почему? Что ты увидела? — спросила я.

— Деньги! — сказала она со смешком. — То же, что всегда. Парочку соверенов, если я правильно раскину карты.

— И ты это сделала?

— Пф! Проклятый шиллинг — вот что она мне оставила, и ни пенни больше. Я говорила, она вышла вся покрытая мурашками, когда я ей это сказала. Выскочила из моей палатки, будто сидела на чертополохе.

Некоторое время мы ехали молча и вскоре почти достигли Изгородей.

Для меня Изгороди были неким утраченным и забытым уголком рая. В юго-восточной части поместья Букшоу, под пышным пологом зеленых ветвей, река аккуратным изгибом поворачивала к западу, образуя тихий болотистый участок, почти остров. Здесь восточный берег был чуть выше западного, а западный более болотист, чем восточный. Если точно знать, куда смотреть, среди деревьев можно до сих пор разглядеть симпатичные арки маленького каменного моста, датировавшегося временем основания Букшоу, елизаветинского особняка, который в 1600-х годах сожгли разъяренные жители деревни, сделавшие неверное предположение о религиозной лояльности нашей семьи.