Громкий уверенный голос купца словно отрезвил забубенных всадников (они были на лошадях, Трифон слышал, как животные пофыркивали), и ему ответили уже гораздо тише и более уважительно:

— Государево дело к купцу Трифону Коробейникову.

— Погодите, закрою псов…

Сторожевые псы, огромные лохматые зверюги, которые легко могли загрызть матерого волка, заходясь в злобном лае, бросались на ворота. Из людской выскочил кто-то из дворовых и посадил псов на цепь. Тем временем конюх открыл полотнища, и во двор въехали три всадника. Трифон присмотрелся к ним и похолодел. Это были кромешники — самые доверенные и самые жестокие служивые из окружения царя.

Разогнав опричнину, Иоанн Васильевич создал тайный орден кромешников, членов которого считали исчадиями ада. Действовали они в основном скрытно, но их можно было узнать по черной полумонашеской одежде и бляхе в виде оскаленной волчьей пасти, которая висела на груди; обычно кромешники прятали ее под платье.

Однако на этот раз бляху выставили напоказ. Она висела на широкой груди кудрявого русого молодца — его черный кафтан безо всяких украшений и с оловянными пуговицами был расстегнут. Похоже, этой троице и мороз — не мороз, и зима в забаву; скорее всего они гуляли всю ночь и приехали к Трифону изрядно хмельными.

Трифон поклонился всадникам и сказал:

— По здорову будете. Не желаете ли испить чашу доброго вина в честь святого праздника Рождества Христова и откушать, чем Бог послал?

— Недосуг нам, купец, — на удивление сдержанно ответил русоголовый кромешник. — Собирайся, великий князь зовет. Мы обождем здесь.

Коробейников молча кивнул и поторопился в свою горницу, чтобы одеться достойно. Он узнал кромешника (собственно говоря, кромешник тоже узнал купца, так как они прежде встречались, и не раз); это был Григорий Елчанинов, один из самых доверенных людей государя. Послав к купцу Елчанинова, царь тем самым продемонстрировал важность поручения. Но вот в чем заключалась его суть — это вопрос отнюдь не праздный.

«Или обвинят в государственной измене и пошлют на дыбу, — с тоскливым предчувствием думал купец, с лихорадочной скоростью натягивая на себя дорогое платье, — или наградят. Награды я пока не заслужил… но ведь и в измене не замечен! Правда, наш великий князь может и невинного бросить в темницу или казнить… — Тут Трифон невольно оглянулся, словно кто мог подслушать его мысли. — Выбрось дурное из головы! — рассердился купец. — Чему быть, того не миновать».

Трифон Коробейников шел (вернее, не шел, а его вели едва не под руки двое рынд*, которым Елчанинов сдал купца на лестнице перед входом) по кремлевским палатам, и диву давался. Простые лавки возле стен, липовые крашеные столы, деревянная утварь и посуда… А под ногами вытертые коврики, которые Трифон постыдился бы постелить даже в людской. И это в святой праздник!

Купец помнил Кремль совсем другим. В 1570 году Коробейников и еще несколько известных купцов были приглашены на пир по случаю взятия Новгорода. Когда гости проходили по комнатам и переходам царского дворца, то им показалось, что они попали в царство волшебных сказок. Прекрасные и диковинные изделия Запада и Востока, расшитые шелка, драгоценные камни-самоцветы, серебряные бочки, ендовы и братины — работы суздальских, новгородских, тверских, ростовских мастеров; соболя, золотые пояса, яхонтовые ожерелья, жемчужины, добываемые на северных реках, — все это великолепие поразило видавших виды купцов до глубины души.