Рана Хартер обнаружила, что «компьютер» у нее в голове работал лучше, если она подключала фантазию. Стоило ей представить резкую встряску в вышине, а потом следить взглядом за тем, как, поблескивая в лучах солнца, вниз падают багаж и разные съестные и несъестные припасы, и она физически чувствовала, как «крутятся шестеренки» у нее в мозгу, как идут подсчеты координат и очертаний территории падения добычи. Резкие, четкие, математически точные линии траекторий падения и ветер пахли камфарой, звенели в ее ушах лишенными вибрации, точнейшими нотами нескольких флейт — по одной на каждую переменную.

И приходили ответы.

Рана обернулась и посмотрела на Херд. Та уже надела шубу с капюшоном. Соболья шуба была одним из первых трофеев, добытых с помощью Александра. Это он, гигантский разум, устраивал для своих подопечных сброс багажа из самолетов. Краска, которая прежде скрывала истинный цвет риксских глаз Херд, теперь выцвела, и ее глаза искрились фиолетовым светом и очень красиво смотрелись в обрамлении черного меха. Ворсинки шубы шелестели, шевелясь на морозном ветру, и это легкое движение заставляло Рану слышать, как звенят маленькие мерцающие бубенчики, прицепленные к лодыжкам свадебных танцоров.

Херд ждала ее инструкций и всегда уважительно молчала все то время, пока Рана пускала в ход свои уникальные способности (правда, в то мгновение, когда Рана произнесла «да», боевик–рикс сжала ее руку — будто именно это слово и увело самолет с курса).

— Семьдесят четыре километра в ту сторону, — сказала Рана и постаралась указать как можно точнее.

Взгляд фиолетовых глаз Херд устремился туда, куда указывала Рана. Рикс искала ориентиры. Затем она кивнула и обернулась к Ране, чтобы поцеловать ее на прощание.

Губы рикса теперь всегда были холодными — температура ее тела приспосабливалась к погодным условиям. В ее слюне чувствовался легкий привкус ржавчины, и из–за этого слюна казалась немножко похожей на кровь, только была слаще. Ее пот не содержал соли. Из–за своего минерального состава он по вкусу походил на воду в шахтерском поселке. Когда Херд стремительно зашагала к флаеру и полы ее широченной шубы взметнулись вверх, будто крылья, синестезический запах лимонной травы, исходивший от птичьих движений рикса, смешался с привкусом, оставшимся на губах у Раны. Она наблюдала за риксом с неослабевающей радостью.

Но Рана отвернулась к входу в пещеру еще до того, как взвыл оживший двигатель флаера. Каждая секунда пребывания на морозе что–то отнимала у нее.

Внутри температура все–таки была выше нуля.

На Ране Хартер были два слоя натурального шелка, лисья шапка и шуба из искусственной шиншиллы, крытая кожей синего кита, сородичи которого во множестве водились в южном океане. И все равно она мерзла.

Стены пещеры были завешаны старинными гобеленами, предназначавшимися для Музея древностей в Поллаксе. На ледяных полках, которые Херд вырезала в стенах, красовалась громадная коллекция косметики и одежды — сокровищ, извлеченных из упавшего багажа авиапассажиров. Рана и Херд спали на шкуре крупного зверя, похожего на медведя, но что это был за зверь — они не знали. Судя по фирменному ярлыку, шкуру вывезли с другой планеты. Пол был покрыт кусками мягкой подкладки, выпоротой из чемоданов и сумок, а под подкладкой находились горы белья.

Повсюду лежали и стояли маленькие, но удобные дорожные бытовые устройства. Электронные игры, кофеварки, фонарики, игрушки из секс–шопов. Все это Херд умудрялась разбирать и переделывать во что–то другое, более полезное.