— Одиноко, — было не понятно, то ли спрашивала, то ли говорила она про себя.

— Я не устаю от одиночества, — ответил мужчина, — мне оно не в тягость, хотя не против приятной беседы дающей пищу для ума.

— Проголодались?

— Пока нет, но иное мнение бывает на пользу.

— Пытаетесь найти новые ощущения от поездки?

— Нет, просто так наслаждаюсь видом. Я думаю, что на этом корабле все мы отчасти случайные пассажиры.

— Случайность не предусмотренная нами…Поездка только началась, и не известно, как много у нас здесь попутчиков.

— Время покажет.

— Жалею, что не захватила сейчас с собой мольберт.

— Вы художница? — поинтересовался он.

— Хочется про себя так думать.

— Что мешает?

— Я сама, вернее моя бездарность, и вероятнее всего я могу отнести себя не к художникам, а к малярам; художник должен выставляться в галереях, на него есть спрос.

— А что иначе нельзя?

Она кивнула головой: — Когда нет большого признания, которого хочется, а видишь, что его нет, то начинаешь заниматься самообманом, что все впереди. А впереди неизвестность, да и зарабатывать надо.

— Признания хочется всем, — изрек он философски. — Не покупают?

— Так покупают иногда, иначе давно бросила бы это занятие.

— А вы не пробовали писать для себя? Свои образы, что рождаются в голове? Может быть, это будет так ярко, что обратят внимание.

— Зачем? Картина должна нравиться не только мне. Она должна нравиться и тем, кто вообще ничего не понимает в живописи.

Мужчина в знак согласия, чуть кивнул головой: — Это и есть искусство, если картина нравиться другим, а не только специалистам. Раз покупают, то значит не все так плохо.

— Специалистам… Да где они эти специалисты? Это те, кто сами ничего написать не могут, но могут разглагольствовать…Не все, за чьими картинами сейчас гоняются, были признаны при жизни.

— И что? Вы хотите признания после жизни? Зачем оно вам тогда? — улыбнулся он. — Получать удовольствие от содеянного надо при жизни, потом это уже не интересно и просто глупо.

— Да, когда путь уже окончен, не все ли равно, что говорят. Жить, надо пытаясь насладиться тем, что у тебя есть, — согласилась Художница. — Я вот сейчас смотрю на этот пейзаж и понимаю, что передать всю палитру красок смогу, но вот насколько картина будет жизненна, картина должна жить, даже вне художника, чтобы было ощущение, что сейчас вода хлынет с холста на смотрящего.

— Вы обижены. Считаете, что вас не заслуженно не признают?

— Ну, нет. Я до такого маразма не дошла, моя личная жизнь в еще разумных пределах моего мозга, хотя кто знает, может быть в будущем смогу написать одну, которую хотелось бы, чтобы признали. Надеюсь хотя бы. А вообще хочется проникнуть в суть живописи. В гениальной картине есть совершенство. Там нет ничего лишнего и не надо ничего добавлять. Это как искусство последнего мазка.

— Это как?

— Это когда последний мазок делает картину шедевром, а без него просто хорошая работа. Вот это бы увидеть, понять, где его надо сделать.

— Если бы все это умели, тогда везде были бы одни шедевры, а это грустно. Все познается в сравнении. Как и в жизни. Не могут жить одни гении.

— Почему?

— Они сойдут с ума, будут вечно спорить. Да и у каждого гения есть свои причуды. Все они с чудинкой.

— Может быть с чудинкой мы.