Однако Тия не решалась попросить, чтобы сюда принесли какие-нибудь вещи, от которых в палате могло бы стать веселее. Она боялась, что если она начнет себя чувствовать в палате уютнее, то приживется здесь и так и останется. Навсегда.

Онемение и паралич охватывали теперь почти все ее тело, за исключением лицевых мышц. Дойдя до лица, болезнь остановилась. Так же необъяснимо, как и началась.

Тию усадили на мотоколяску, предназначенную для полностью парализованных людей. Коляска была такая же, как у Кенни, за исключением того, что управлялась она голосовыми командами и движениями языка и глаз. Голосовая команда приводила коляску в движение, а направление взгляда показывало, куда надо двигаться. Коляска была снабжена также механическими «руками», способными совершать ограниченный набор движений, соответствующий определенным командам. Любую команду следовало предварять словом «кресло» или «рука». Неуклюжая система, но это был максимум того, чего можно было добиться, не подсоединяя электрические цепи напрямую к нервным окончаниям, как у капсульников.

По счастью, головной мозг Тии оставался цел и невредим. Неведомая болезнь затронула спинной мозг, но не голову.

«А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!»

— Ну как ты, куколка? — спросил Брэддон. Голос у него слегка дрожал.

— О, папа, просто звездно! — весело ответила девочка. — Это почти как управлять кораблем! Надо будет устроить состязания с доктором Кенни!

Пота судорожно сглотнула и заставила себя улыбнуться.

— Ничего, это ненадолго, — сказала она не очень уверенным тоном. — Как только они выяснят, что похозяйничало у тебя в организме, тебя вылечат в два счета.

Тия прикусила губу, чтобы не нагрубить матери, и вместо этого расплылась в глупой улыбке. Вероятность того, что ее сумеют вылечить, таяла с каждым днем, и Тия об этом знала. Анна с Кенни не пытались от нее это скрывать.

Но зачем родителей-то расстраивать? Им и так несладко.

Тия продемонстрировала им все возможности коляски, и наконец родители не выдержали. Они ушли, извиняясь и обещая скоро вернуться, а следом за ними хлынул поток интернов и специалистов по неврологии, каждый из которых задавал ей все те же вопросы, на которые Тия отвечала уже тысячу раз. И у каждого была своя излюбленная гипотеза о том, что же с ней случилось.

«Сперва у меня по утрам было такое ощущение, как будто я отсидела пальцы ног, потом это проходило. Потом это перестало проходить. Потом вместо покалывания началось онемение. Нет, сэр, у меня ничего не болело. Нет, мэм, поначалу онемели только стопы. Да, сэр, через два дня то же самое начало происходить с пальцами рук. Нет, мэм, не со всей кистью, только с пальцами…»

И так часами. Но Тия знала, что они не хотят ей ничего плохого, что они пытаются ей помочь, а то, смогут ли они ей помочь, зависит и от того, насколько добросовестно она будет с ними сотрудничать.

Но, помимо их вопросов, были и другие, которые задавала себе она сама. Пока что болезнь затронула только нервы, отвечающие за чувствительность и управление произвольной мускулатурой. А что, если она распространится на гладкую мускулатуру и в один прекрасный день Тия проснется и обнаружит, что не может дышать? Что тогда? Что, если она потеряет контроль и над лицевыми мышцами тоже? От любого, самого слабого покалывания ее бросало в холодный пот — она думала, что это вот-вот начнется снова…

Ответов на вопросы никто дать не мог. Ни на ее вопросы, ни на их.