Для того чтобы защититься от проникающего эффекта воздействия гиперчипов Полиона, ей пришлось, по сути, искалечить себя и сделать огромные участки собственной системы неспособными к работе. А чтобы не дать запущенной им программе-«червю» вступить в контакт с другими гиперчипами сразу же, как корабль выйдет из сингулярности и снова обретет возможность доступа в Сеть, Нансия расправилась с собственной памятью, безжалостно отсекая целые секции банков памяти и операционных кодов.
— Это чудо, что ты смогла вернуться целой, — заявил ей Симеон, мозг базы Вега. — И ты не улетишь отсюда, пока не пройдешь самый тщательный осмотр и ремонт. Это не мои распоряжения, это приказ, переданный лучом из КС. Так что никаких споров!
— Я и не собиралась спорить, — отозвалась Нансия с непривычной для нее покорностью. На самом деле после стресса, вызванного затянувшимся пребыванием в сингулярности и последующим возвращения на одной трети энергии, у нее не было особого желания ни на что, кроме как остаться на орбите вокруг базы Вега и смотреть на вращающиеся вокруг звезды.
Или, по крайней мере, так Нансия говорила себе. Она была ранена, она устала, и она не была готова к ответственной задаче по доставке заключенных и свидетелей обратно на Центральные для судебного процесса. Гораздо разумнее было записать ее показания на инфокристалл и отослать его на новеньком сверкающем корабле Курьерской Службы, который прибыл, чтобы забрать остальных.
— Я буду скучать по тебе, — сказал Фористер, — но ты скоро вернешься к работе, Нансия. А если учесть, с какой скоростью вершатся дела на Центральных, то ты, вероятно, прилетишь еще до того, как суд будет закончен. А если нет… — Он взвесил на ладони сверкающий мегакристалл, — …для восстановления законности это ничем не хуже, чем твое личное присутствие. Ты скопировала сюда записи всего, что происходило на борту, и того, что ты воспринимала через комм-клипсы, верно? Должно быть, это самая полная — и самая ужасная — запись, которая когда-либо попадала нам в руки.
— Она… возможно, не настолько полная, как вы ожидаете, — призналась Нансия. — Ты же знаешь, у меня разрушена часть памяти.
— Да, я знаю. Но твое личное присутствие — то есть я хочу сказать, через комм-клипсу — в этом случае ничего не изменит, так? Если что-то из твоих банков данных погибло, то при перекрестном допросе оно ведь не восстановится.
Это, по мнению Нансии, было в достаточной степени правдой, и если бы единственной причиной пробелов в записи были повреждения, нанесенные ее банкам памяти, то не было бы никакого повода подвергать ее перекрестному допросу. Но это был вопрос, который она ни с кем не желала обсуждать. Нансия попрощалась с Фористером, попыталась обуздать горечь одиночества, которую она ощутила, когда новенький корабль КС отбыл, и вернулась к созерцанию звезд Веганского подпространства. Звезды успокаивали; яркие и прохладные, они складывались в неизменные узоры, знакомые Нансии, словно… словно…
Она обнаружила, что больше не «помнит» названий созвездий, видимых из подпространства Веги. Нансия никогда не проводила в этом подпространстве достаточно много времени, чтобы вид звездного неба запечатлелся в ее человеческой памяти; а навигационные карты, на которые она полагалась, были стерты. Точно так же, как таблицы точек сингулярности и алгоритмы расщепления, записи капеллианской музыки…
— Ты знаешь, я сожалею о том, что смеялась над мягкотелыми, — задумчиво призналась Нансия Симеону, пока техники хлопотали вокруг нее, убирая оплавленные комки, некогда бывшие гиперчипами, восстанавливая соединения и сенсоры, выстраивая новые, пока еще пустые, банки памяти, в которые можно будет загрузить ту информацию, которую Нансия затребует. |