|
Андерсон уже давно собиралась обновить сантехнику, однако все это откладывалось из-за весьма неприятного типа по имени Делберт Чиллес, иметь дело с которым ей не хотелось. Он рассматривал ее, будто знал, как она выглядит без платья (его глаза говорили: "Конечно не очень, но еще куда ни шло"); он всегда интересовался, не собирается ли она "написать еще одну книгу". Чиллес любил повторять, что он мог бы быть отличным писателем, но он слишком энергичен "и ему не светит сидеть целыми днями на одном месте". Недавно она уже собиралась было обратиться к нему, когда труба лопнула от холода. Вместо того чтобы приступить к делу, он спросил, не хочет ли она прошвырнуться куда-нибудь. Андерсон вежливо отказалась и Чиллес ей этого не простил. "Ты даже не предполагаешь, какого маху ты дала, красотка", — сказал он. "Я знаю, что я делаю, когда говорю нет", вертелось у нее на языке, но она предпочла промолчать — как ни злилась Андерсон на него, она знала, что, возможно, придется еще обратиться к нему. Почему, когда тебе приходит вовремя в голову действительно хорошая отповедь, ты предпочитаешь не воспользоваться ею?
Ты могла бы обзавестись чем-то вроде кипятильника, Бобби, прозвучал чей-то голос в ее сознании, но чей? Уж не тронулась ли она умом? Но ведь это разумно, настаивал тот же голос. Все, что ты должна сделать… Но тут вода потеплела, и она забыла про нагреватель. Андерсон залила консервы, поставила миску на пол и позвала Питера есть. За последние дни аппетит у него явно улучшился. Надо бы проверить его зубы, подумала она. Может быть можно вернуться к "Мясу Грейнс". Копейка, как известно, рубль бережет, а американские читатели не ломятся к тебе в дверь, детка. И… И когда же именно начался переполох в клинике? Андерсон попыталась восстановить последовательность событий. Чем больше она думала об этом, тем больше ей казалось — конечно, она не присягнула бы, что отправной точкой событий был момент, когда доктор Эйзеридж закончил осмотр катаракты и убрал офтальмоскоп. "Обратите внимание, Ватсон", — внезапно раздался голос Шерлока Холмса, представленный дикцией Базиля Расборна, — глаза светятся. Но… не сами глаза, а катаракта. Но Андерсон не заметила свечение, хотя могла бы. Доктор Эйзеридж тоже, хотя ему сам Бог велел. "Можем ли мы предположить, что животные в ветеринарной клинике не взбесились бы, если катаракта Питера не начала бы светиться… в то же время, мы могли бы развить эту мысль; процесс излечения продолжается? Возможно. Или же свечение наблюдается тогда, когда животное пребывает в неспокойном состоянии? Ах, Ватсон, это предположение сколь пугающее, столь и неподтвержденное. Потому что оно предполагает наличие определенного… определенного интеллекта". Андерсон терпеть не могла такие рассуждения и прервала эти мысли старым испытанным способом: будь, что будет. Время покажет. Поживем — увидим.
2
Андерсон решила выйти во двор и продолжить раскопки. В глубине души ей не нравилась эта затея. Интуиция подсказывала ей, что эта затея уж слишком затягивает ее. Оставь все как есть, Бобби. Это опасно. Правильно. Между прочим, какое тебе до этого дело? Никакого. Но ведь вы так же не можете видеть, что делает никотин с легкими; потому-то многие люди и продолжают курить. Может быть, сейчас цирроз разрушает ее печень, может быть, холестерин, закупоривая кровеносные сосуды, перекрывает доступ крови к сердцу, или же она сама обрекла себя на бесплодие. К тому же, именно в эту минуту может быть поражен костный мозг. Как знать, не страдаешь ли ты сейчас чем-нибудь действительно серьезным вроде лейкемии в начальной стадии? Если так, то ей нечего терять; почему бы не раскопать эту яму? Все это элементарно просто, и все-таки не укладывается в голове. |
