Перед нами лежит весь Бостон, такой неизведанный и заманчивый, сияющий, как эякуляция первых юношеских желаний, грез…"
Гард просто захлебнулся от смеха.
— Почти по Гарденеру в стиле Гарденера — мы все приходим в этот мир, чтобы познать неведомое и испытать любовь, — сказал Рон.
— Бог не жалует трусов, — отозвался Гард. — Возьми такси, Ронни.
Он вскинул глаза: в небе, прямо над ним, большая черная воронка, надвигающаяся как раз на него; того гляди, втянет его внутрь и унесет. Хотя, конечно, не в страну Оз.
Такси затормозило. Водитель спросил, куда им надо ехать.
— В страну Оз, пробормотал Гарденер. Рон пояснил.
— Он имеет в виду местечко, где можно выпить и развлечься. Можешь что-нибудь предложить?
— Конечно, — ответил шофер.
Гарденер обнял Рона за плечи и прокричал:
— Эх, гулять, так гулять, чтоб чертям было тошно!
— Выпьем за это, — поддержал Рон.
2
На следующее утро Гарденер, проснувшись, обнаружил себя в ванне с холодной водой. На нем был выходной костюм — тот самый, который он опрометчиво надел вчера, отправляясь с Роном Каммингсом на поиски приключений, — теперь он прилип к Гарду, как вторая кожа. Он осмотрел свои руки: пальцы белые и вялые, как заснувшая рыба. Он пролежал в ванне довольно долго. Должно быть, когда он туда забрался, вода была горячей. Впрочем, он не помнит.
Он открыл сток. На туалетном столике стояла бутылка бурбона; полупустая бутылка, заляпанная каким-то жиром. Гарденер взял ее в руки; судя по запаху, это жир жареного цыпленка. Его больше интересовал аромат, исходящий из самой бутылки. Не делай этого, пронеслось в голове, однако он припал ртом к горлышку, даже не останавливаясь на этой мысли. Сознание померкло.
Когда Гарденер снова опомнился, он стоял посреди спальни, держа в руке телефонную трубку и догадываясь, что он только что набрал номер телефона. Чей? Он терялся в догадках, пока Каммингс не снял трубку. Судя по голосу, Каммингс раскис куда больше него. Если это, конечно, возможно.
— Что мы там вытворяли? — Гарденер услышал свой голос. Так бывает всегда, когда этот проклятый ураган подхватывает его; даже если сознание не покидает его, все окружающее воспринимается им как-то со стороны, он бывает, что ли, чуть не в себе. Ему все время кажется, что он плавает в своей собственной голове, как надувная игрушка в тазу с водой. Что-то вроде раздвоения личности. — Сколько глупостей мы выкинули?
— Глупостей? — повторил Каммингс и замолчал. Гарденер предположил, что он думает. Хотелось бы надеяться… А может быть, он просто потрясен содеянным. Гарденер почти окоченел.
— Да ничего такого, — вымолвил наконец Каммингс, и Гарденер вздохнул с облегчением. — Вот только с моей головой что-то неладно, просто на части раскалывается. Иисусе!
— Ты уверен? Ничего? Совсем ничего? Ему вспомнилась Нора.
"Застрелили вашу жену, а?" — прозвучал в его сознании чей-то голос — голос комического героя. Ну и дельце.
— Ну-у… — протянул Каммингс и замолчал. Гарденер стиснул трубку.
— Что ну? — Какой же яркий свет в комнате, так и режет глаза. Почти как вчера, когда они выходили из бара.
Что-то ты сделал. У тебя начался очередной запой, и ты сделал очередную глупость. Или безумство. Или преступление. Ты ведь собирался держать себя в руках, побороть это наваждение? А что, ты действительно думал, что сможешь?
Какие-то обрывки из старых кинолент навязчиво крутились у него в памяти.
Злобный эль Команданте: Завтра, после захода солнца, вы, сеньор, будете мертвы. |