Она молча поцеловала свекра в щеку.

 

Потом пили чай, и успокоившийся, повеселевший Николай Иванович рассказывал про институтские дела, про какого-то Мальшета, «чертовски способного океанолога», который, будучи совсем еще молодым, написал «талантливейшую научную книгу», где полно «своих мыслей», и «если бы только можно было переманить его в наш институт», но «разве уйдет он со своего Каспия?».

 

Так Санди впервые услышал имя — Филипп Мальшет, и оно ему запомнилось.

 

Всем так хорошо было в этот вечер! Андрей Николаевич курил и улыбался. Улыбка очень его красила. Может, потому, что улыбался он так редко. После чая Николай Иванович тщательно осмотрел, как устроились молодые Дружниковы, — ему очень понравилось.

 

Он долго сидел у них. На него напал «говорун», и он подробно рассказал о своей поездке в Англию. Оказывается, Лондон совсем не похож уже на тот город, что описывал Диккенс, и не только потому, что вместо кэбов — автобусы и электрички, нет, сам характер англичан давно изменился. Впрочем, дедушка и сам не разобрался еще в англичанах, он больше говорил о том, как ученые Англии восторгались достижениями советской океанологии. Достижения наших океанографов стоят наравне с достижениями в области освоения космоса.

 

В тот вечер Санди впервые узнал, что океанология такая обширная наука: в нее входят биология и геология моря, физика и химия моря, морская метеорология и многие другие науки. А уж без математики и географии вообще шага не сделаешь.

 

Николай Иванович засиделся допоздна, а когда он ушел, Санди долго не мог уснуть. Он вертелся на своей кровати и, кажется, первый раз в жизни думал о своих родных. Он вдруг понял, какие разные люди его отец, мать, бабушка, дедушка. А если взять еще другого дедушку и тетю Ксению, мамину мачеху, то разница еще глубже. Почему люди бывают такие непохожие? Ведь одна семья. А потом он подумал: счастлива ли его мама с его отцом? Но почему-то от этих мыслей стало так тоскливо, неуютно и тревожно, что Санди предпочел думать о чем-нибудь ином, например о Ермаке или Ате. Но темнота ночи, что ли, так действовала, только и о друзьях было что-то грустно думать…

 

Как жил Ермак? Отчего Санди не настоял на том, чтобы самому узнать его жизнь? Бабушка тогда рассказывала что то страшное. Мама на другой день ходила в школу и разговаривала с директором Петром Константиновичем. Тот сказал ей, что ничего сделать нельзя. Школа здесь бессильна. Лишить отца и мать Ермака родительских прав — значит нанести мальчику сильную травму, так как Ермак очень любит родителей. Пока надо ждать.

 

А Санди так и не побывал у Ермака. А надо было бы сходить к нему, хоть он этого и не хотел. Они ведь друзья теперь. Санди делал вид, что он не заходит к Ермаку потому, что тот этого не желает. Но на самом деле Санди этого и не хотелось. Боялся расстроиться, что ли?

 

Что касается Аты… Ее было очень жаль, но… Санди покраснел в темноте. В чем-то он был не на высоте. Пионер… Если бы только мама знала, что Санди тоже не хочется, чтобы строптивая слепая девочка поселилась с ними… Мама бы сочла его эгоистом. Наверно, так оно и есть. Красней не красней. Санди совсем не хочется, чтоб Ата жила с ними. Чтоб мама любила ее, как она любит Санди. Без Аты лучше и… спокойнее.

 

«Зачем она нам? Вот если бы Ермак с нами поселился, тогда другое дело. С Ермаком хорошо». Санди очень его любит, сам не зная за что.