— Вам, наверно, очень тяжело с моим сыном? — горько сказал Николай Иванович.

 

Они обращались друг к другу то на «вы», то на «ты». А Виктория называла его то отец, то Николай Иванович, как когда. Виктория ничего не ответила на его вопрос и стала поить его чаем.

 

Скоро Санди лег спать, у него глаза слипались, потому что привык ложиться ровно в одиннадцать часов. Виктория Александровна задернула за ним занавеску, и Санди тотчас уснул.

 

Но потом он проснулся неизвестно через сколько времени и в полудреме стал слушать разговор мамы и дедушки.

 

— Он все время дуется, словно я в чем-то перед ним виновата, — тихо говорила мать. — Я с детства не переношу, когда на меня сердятся… На меня нападает тоска. Я спрашиваю: «Андрей, ты на меня сердишься?» Он удивляется: «За что?» Действительно, за что… Я никогда никому об этом не рассказывала. Не вынесла бы, чтобы о моем муже сказали с осуждением. Даже дома не говорила. Отец горяч, мачеха тоже. И они слишком любят меня.

 

— Вы думаете, я не люблю маленькую Вику? — грустно спросил дедушка

 

— Спасибо. Вы всегда относились ко мне очень хорошо. Но все же Андрей ваш сын. Я хотела посоветоваться. Меня беспокоит…

 

— Что вас тревожит, Вика?

 

— Неделю или полторы он ясен, ласков, добр ко мне и к Санди… Потом настроение его портится. Он делается зол, угрюм, раздражителен, замкнут. Из него слова не вытянешь. Это длится три, четыре или пять недель. Потом снова просвет — мы счастливы, — и опять недели мрачности. Вот так длится пятнадцать лет. Иногда мне приходит в голову… Может, это болезнь?

 

— Не думаю, Вика.

 

— Но почему? Я спрашивала его не раз: «Может, ты разлюбил меня? Тогда давай разойдемся». Когда он в хорошем настроении, то утеряет, что любит меня больше жизни. Когда в плохом, то просто звереет от этих вопросов: «Это ты меня не любишь! Потому и хочешь развода». И вот… если его демобилизуют… Это будет крушением всей его жизни. Я боюсь. Где он сейчас? Уже два часа ночи. Где-то бродит по ночному городу и переживает. Сам. Один.

 

Профессор подавленно молчал.

 

— Вам пора отдыхать, — сказала Виктория Александровна. — Я вызову такси, отец.

 

Санди уснул, не дождавшись ухода дедушки. Слышал он этот разговор спросонок, но потом он вспомнился ему явственно.

 

Андрей Николаевич пришел на рассвете и сразу лег спать. Утром, уходя в школу, Санди узнал, что отца списали на землю.

 

 

 

Глава шестая

 

«ЕРМАК ЗАЩИЩАЕТСЯ САМ!»

 

Опять Ермака не было в школе, и Санди решил навестить его, пусть даже вызвав неудовольствие. Санди запомнил из рассказа бабушки: улица Пушечная, дом номер один.

 

Наскоро пообедав у бабушки (дома был только отец, страшно раздраженный и злой, мама — на дежурстве в больнице), Санди, никому не говоря, отправился на Пушечную.

 

Дом он нашел скоро — старый, облупленный. Улица обрывалась внезапно, будто ее переломили пополам, как хлебный батон. За обрывом сверкало на солнце лилово-зеленое море — нее в солнечных зайчиках. Сквозь булыжную мостовую — наверное, еще в прошлом веке мостили — всюду пробивалась трава.