Она тогда бросила ему в лицо: Хорек! Словно отвесила оплеуху. И выругалась по-немецки. Она никогда не ругалась на русском, а лишь на французском, немецком и английском. Ее особый неповторимый «шарм», она им кичилась… Мамаша… маман… не любившая его, предавшая его ради ненавистного отчима!

– У меня давно своя жизнь, – отрезал Кирилл Гулькин. – Мама и отчим существовали автономно. Мы не вмешивались в дела друг друга.

Он уже не рыдал. Клавдий Мамонтов видел – он внутренне собрался и готов к дальнейшим вопросам.

– Дача принадлежит вашей матери? – спокойно уточнил полковник Гущин. – Нам сказали, что ею владел ваш отчим.

– Это его дача, а после его смерти мать ее унаследовала. Но пока документы еще не оформлены.

– Сказали еще, что отчим был художником. Но мы во время осмотра не нашли ничего, свидетельствовавшего о его профессии. Кроме граффити на заборе снаружи. Может, на дачу влезли воры в поисках его картин, работ?

Кирилл Гулькин впервые за весь разговор криво усмехнулся.

– Художник он малоизвестный. Вы слышали про гения Юрия Авессоломова? Нет. Ну и я нет. До болезни он много лет сотрудничал с издательствами как иллюстратор. Затем вообще не работал, болезнь его пожирала изнутри. У него раньше имелась художественная мастерская на складах у Савеловского вокзала, он снимал помещение. Там и творил. Но заболев, он расторг договор аренды, ликвидировал свое ИП, а работы передал безвозмездно в какой-то столичный фонд. Они сначала не особо заинтересовались, даже задаром, но потом прислали «газель», вывезли все подчистую. Он не Бэнкси и не Магритт. Рисовал картинки к книжкам, даже комиксами не брезговал. А в Сарафанове никогда никаких картин его не водилось, и, даже если бы остались, воры на них не позарились бы. Никому не продашь. Никто не купит.

– Вы где находились сегодня днем? – спросил полковник Гущин. – Быстро вы приехали по нашему звонку.

– Я проверял наши склады в Березнякове и Соловьеве. До Сарафанова двадцать километров, я гнал на большой скорости, нервничал, психовал, а пробок вечером в сторону Москвы нет, так что выжал все из своей тачки.

– Склады чего? – уточнил Гущин.

– Товары для ремонта и лакокрасочные изделия. Мы их продаем клиентам. Я менеджер по логистике.

– Вы еще нам можете понадобиться в ходе расследования. Вы где сейчас постоянно проживаете? Раз с матерью давно не виделись, значит, не на улице Правды? – Полковник Гущин продолжал монотонный допрос, не выказывая никаких эмоций.

– Я снимаю квартиру в спальном районе. – Кирилл Гулькин продиктовал адрес. – Раньше я жил у своей жены. Но мы подали на развод, и я съехал от нее. Квартира куплена ею.

– Хорошо, спасибо. Теперь пройдемте вместе в дом, посмотрите – все ли на месте. Раз уж вы и прежде от воров дачу пытались защитить с помощью фанеры. Соседи нам ничего о проникновении не сказали.

– В ноябре они съехали. Кстати, мама еще при жизни отчима мне насчет соседки что-то выговаривала раздраженно.

– Что именно она вам выговаривала? – полковник Гущин удивился.

– Я уже не помню. Какой-то бред, – Кирилл Гулькин отмахнулся. – Она порой маниакально фантазировала насчет других. Если всему верить, что она иногда плела, – уши завянут.

Гулькин с полковником Гущиным отправились в дом.