Гридница была полна и оттого казалась тесной: на длинных скамьях плечом к плечу сидели гости, пустовало только второе почетное место напротив хозяйского. И ожидало оно, конечно же, Хродмара ярла. Но тот все не показывался, и даже терпеливый Торбранд конунг беспокойно двигал свою соломинку из одного угла рта в другой. Это служило признаком недовольства, и Асвальд наблюдал за конунгом не без некоторого злорадства. Каждое мгновение задержки падало каплей меда на его гордую, но не лишенную некоторой завистливости душу.

В ожидании гости судачили: почти все уже видели мешки с квиттингским зерном и железные крицы, похожие на ноздреватые черные караваи. Остальное было ерундой: полотно, вяленая рыба, кожи, шкуры, немножко шерсти, немножко меда. Тоже полезные вещи, но нужны больше как товар: рыбы и шкур у фьяллей хватало. Им требовались две вещи: железо, которого во Фьялленланде почти не добывали, и хлеб, который здесь плохо рос.

Через гридницу к женской скамье прошла Эренгерда, сестра Асвальда. Почти все провожали ее глазами: высокая и стройная дочь Кольбейна ярла считалась самой красивой девушкой в Аскефьорде, а может быть, и во всем Фьялленланде. На пир она надела красное платье с сине-золотой тесьмой, а голову ее украшал золотой обруч с тремя полупрозрачными зелеными камнями. Эренгерда не любила его: слишком тяжело давил на голову, – но обруч входил в число Асвальдовой добычи, привезенной из первого квиттингского похода, и ради чести рода приходилось терпеть. А главным ее сокровищем были волосы: длинные, золотистые, они окутывали фигуру Эренгерды и так блестели в свете очагов и факелов, что девушка сама казалась живым пламенем, лучом небесного света.

– Вот оно, золото, что освещает палаты богов! – весело крикнул Модольв ярл и подмигнул Асвальду, и тот не удержался от улыбки в ответ. В похвалах своей сестре он был готов согласиться даже с родным дядей Хродмара ярла.

При виде Эренгерды на душе у Асвальда посветлело. Он очень гордился ее красотой. Никто не скажет, что род Кольбейна ярла хочет подсунуть конунгу неподходящую невесту! Весь Аскефьорд еще два года назад знал, что овдовевшему конунгу было бы очень уместно посвататься к дочери Кольбейна Косматого и что он ни в коем случае не получит отказа. И конунг знал, но медлил. Из-за этой проклятой войны, из-за ревнивой валькирии Регинлейв, которая защищает в битвах только неженатого конунга фьяллей! Асвальд в досаде ударил себя кулаком по колену. Конунг слишком долго думает! А Эренгерда ждет. Такой знатной девушке не стоит торопиться с замужеством, но ей идет уже двадцать первый год…

По гриднице прошла волна гула и движения, и Асвальд торопливо повернул голову к двери. На пороге появился Хродмар ярл. Торбранд конунг выплюнул соломинку на стол. Мало кто добивался таких почестей в двадцать шесть лет от роду, как Хродмар сын Кари. Он самый первый из обитателей Аскефьорда познакомился когда-то с «гнилой смертью», и болезнь совершенно его обезобразила: розовые рубцы не оставили на лице ни кусочка гладкой кожи, черты бывшего красавца остались сглаженными, и только ярко-голубые глаза смотрели так же прямо и гордо. Его длинные светлые волосы были тщательно расчесаны и заплетены над ушами в две косы, как принято у знатных фьяллей, и нарядился он в синюю рубаху с вышивкой, соболью накидку и красный плащ с золотой застежкой. Асвальд презрительно дернул уголком рта. Можно подумать, что ему есть чем гордиться!

Как ни велико было нетерпение гостей, пир пошел принятым чередом: конунг поднимал кубки богам и предкам, гости поднимали вслед за ним. Не забыли и кюну Бломменатт, и двоих ее сыновей, и многих из тех, кто ради мести за погибших сложил головы на Квиттинге.