|
Их оклики громче шума ветра, хлещущего по древним стенам. Они не пытаются прятаться. Они быстры, решительны. Уверены в себе. Затаившись в глубине колодца, я чувствую их приближение. Я прижимаюсь к влажной ледяной стене, стараясь стать невидимым. Я не смотрю вверх, на неровное устье колодца, очерченное более ясным светом сумерек. Я и так знаю, что поднятый ветром мокрый снег похож на серую простыню. Я знаю, что за ним скрываются облака, тоже серые, но другого оттенка, нависающие над мертвым городом. Я знаю это и так, мне не нужно поднимать голову. Я опираюсь на кирпичную стену так же, как в детстве прятался от монстров, сворачиваясь калачиком под одеялом. А теперь монстры преследуют меня. И больше нет отца, который прогонит их, включив свет. И нет объятий матери, в которых можно укрыться. Рана в плече пульсирует, но боль сейчас как будто отдалилась. Как будто моя рука стала пять метров в длину. Пуля прошла насквозь, проделав аккуратное отверстие. Я как мог замотал его лохмотьями, чтобы остановить кровь. Я чувствую слабость. Все то множество раз, что я представлял себе этот момент, так и не подготовило меня к действительности. Я не ждал, что это закончится вот так — на дне колодца, из которого нет выхода, в городе, населенном призраками и кошмарами. В моей голове как осколки разбитого зеркала мешаются обрывки воспоминаний. Безумный Готшальк и его церковь на колесах. Лес древних стволов. Именно таким предстал предо мною Город Света, когда я увидел его впервые. Когда первый раз шел вдоль его пересохших каналов. Сваи, подпирающие его дворцы, показались мне корнями — целым лесом корней. Корней небес. А потом был остов морского чудища. Маски. Бал мертвых душ во Дворце… Алессия. Чудесная иллюзия прохладного прикосновения ее пальцев к моей горящей в лихорадке коже. Звук ее смеха — как звук водопада. Шаги раздаются уже в нескольких метрах от колодца. Скоро покажутся мои преследователи. Скоро они посмотрят вниз. Направят сюда свои фонари, обшаривая темноту. Я закрываю глаза. Я вспоминаю, как все начиналось. Это было несколько недель назад, но мне кажется, что прошли столетия. За это недолгое время я постарел на тысячи лет… Все началось на сорок третьем году моей жизни, в Риме, очень далеко отсюда. Началось в катакомбах святого Каллиста. Древнее место смерти, возвращенное к жизни. Или к тому, что мы теперь называем жизнью… В комнате, где мне велели подождать, стоял тяжелый запах пыли… 1 ЛЮДИ И МЫШИ В комнате, где мне велели подождать, стоит тяжелый запах пыли. Пыли и жирного дыма свечей: когда-то их, освещающих старинные фрески, которым теперь, верно, больше тысячи семисот лет, изготавливали из чистого пчелиного воска. Теперь мы делаем их как попало, из всего, что попадается под руку. Парафин, стеарин, жир — животный и нет. В нашем новом мире ничто не выбрасывается: ни идеи, ни трупы. Мы заново открываем прошедшее. Старинные техники: как выплавить свечу, сделать арбалет, освежевать мышь и выделать кожу. Мы будто бы путешествуем во времени — назад, обратно. С другой стороны, мир до Великой Скорби тоже только и делал, что открывал вновь изобретения прошлого. Уже тогда мы были карликами на плечах гигантов. Паразитами прошлого… Временами моего слуха достигает григорианское песнопение, остающееся чистым и ясным, даже проделав долгий путь по извилистым галереям. Каменная скамья неудобна. У швейцарских гвардейцев, стоящих у дверей, усталый вид. Им удается выдерживать позу, но в глазах у них нескрываемая скука. |
