Джуд кивнул:

– Смерть требует своего. Верно.

Он обратил внимание на то, что Арлин держала в руках: коробку с шитьем, которую она взяла с ближней кровати. Когда-то это принадлежало его матери – большая желтая конфетная коробка в форме сердца, одна из тех, что дарил ей отец, наполненная наперстками, иголками и нитками. Арлин нажала на крышку, плотно ее закрыла и поставила на пол между койками. Джуд опасливо наблюдал за коробкой, но никаких угрожающих действий с ее стороны не последовало.

Арлин вернулась и за локоть подвела его к пустой кровати. Лампа на длинной складной ножке была прикручена к прикроватной тумбочке. Арлин повертела лампу – ржавые соединения заскрипели – и нажала на выключатель. Яркий свет, брызнувший из-под абажура, заставил Джуда зажмуриться.

– А теперь давай взглянем на твою руку.

Она подтащила к кровати низкую табуретку, уселась на нее и с помощью пинцета стала разматывать мокрую марлю. Когда она отлепила от его кожи последний слой, всю кисть словно окунули в ледяную воду, а утерянный палец – невероятно защипало, будто в него вцепилась целая армия муравьев.

Арлин несколько раз вонзила в его рану иглу шприца, Джуд матерился. Потом кисть и запястье постепенно затопил благословенный холод. Он побежал по венам, превращая Джуда в снеговика.

В комнате потемнело, потом снова стало светло. Пот на его теле быстро остывал. Он лежал на спине. Он не помнил, когда лег. В правой руке ощущалось какое-то невнятное давление или потягивание. Когда Джуд понял, что Арлин что-то делает с обрубком его пальца – сшивает или соединяет скрепками, – он успел лишь проговорить: «Сейчас вырвет». Он боролся с приступом рвоты, пока Арлин подкладывала ему под щеку резиновый сосуд, а потом повернул голову, и его стошнило.

Закончив, Арлин положила правую руку Джуда ему на грудь. Обернутая милей бинтов, кисть увеличилась в три раза и превратилась в маленькую подушку. Джуда клонило в сон. В висках пульсировала боль. Арлин направила резкий яркий свет ему в глаза и наклонилась, чтобы осмотреть порез на щеке. Потом нашла широкий пластырь телесного цвета и аккуратно приклеила на лицо Джуда.

Она сказала:

– Из тебя вытекло очень много. Ты хоть знаешь, какое теперь заливать топливо? Мне надо сказать «скорой помощи», что им привезти с собой.

– Проверь, как там Мэрибет. Пожалуйста.

– Как раз собиралась.

Он закрыл глаза, а когда открыл, то не представлял себе, сколько минут прошло – одна или шестьдесят. Отцовский дом был погружен в покой и тишину, не раздавалось ни звука, кроме внезапного порыва ветра, потрескивания бревен, барабанной дроби дождя по стеклу. Сумела ли Арлин дозвониться до «скорой»? Заснула ли Мэрибет? Где Крэддок – уже в доме? Сидит под дверью? Джуд повернул голову и увидел, что на него смотрит отец.

Нижняя челюсть отца безвольно висела, оставшиеся зубы потемнели от никотина, десны воспалились. В бледно-серых глазах Мартина застыла растерянность. Двух мужчин разделяло четыре фута голого пола.

– Тебя здесь нет, – просипел Мартин Ковзински.

– Я думал, ты не можешь говорить, – сказал Джуд. Отец медленно закрыл и открыл глаза. Никак не показал, что услышал сына.

– Когда я проснусь, тебя здесь не будет.

В его интонации слышалась надежда. Он слабо закашлялся. Изо рта полетела слюна, грудь при каждом болезненном вздохе глубоко западала, будто он выкашливал свои внутренности и понемногу сдувался.

– А вот здесь ты ошибаешься, – сказал ему Джуд. – Это ты мой дурной сон, а не наоборот.