– Не подходи, – предупредил ее Джуд. – Он просто так не умрет.

Но Мэрибет не слышала. Через секунду она стояла над Мартином. Тот поднял на нее глаза, и она всадила лезвие ему в лицо. Нож вошел в одну щеку рядом с губами и вышел через другую, удлинив рот старика в два раза.

В то мгновение, когда она метнула нож, Мартин атаковал ее, выбросив вперед правую руку с зажатой в ней бритвой. Лезвие нарисовало красную линию поперек бедра девушки, над правым коленом, и ее нога подогнулась.

Мэрибет оседала на пол, а Мартин с ревом поднялся с пола и встал на ноги. Почти идеальным приемом он ударил Мэрибет в живот, и она отлетела на кухонные тумбы. Она успела бросить в Мартина четвертый нож, который вошел в его плечо по самую рукоятку. С тем же успехом она могла поразить ствол дерева.

Она соскользнула на пол, и сверху на нее бросился отец – весь в ручьях крови, что хлестала из раны на шее. Он опять взмахнул опасной бритвой.

Мэрибет схватилась за горло, прижала к нему ладонь правой больной руки. Между ее пальцев била кровь. На белой шее растянулась широкая и наглая черная ухмылка пореза.

Девушка перевернулась на бок, стукнувшись головой о пол. Она смотрела мимо Мартина – на Джуда. Лицо ее лежало в луже густой алой крови.

Отец упал на четвереньки. Одной рукой он все еще держался за рукоятку ножа, торчавшего из его шеи, ощупывал пальцами края раны и оценивал, как глубоко вошел в его плоть нож, но не пытался вытащить его. Старик был похож на подушечку для иголок: нож в плече, нож в спине. Но его интересовал лишь тот, что попал в шею. Остальные он словно не замечал.

Мартин из последних сил полз к Мэрибет, удаляясь от Джуда. Первыми сдали его руки. Он упал лицом в пол и так ударился подбородком, что было слышно, как клацнули зубы. Он попытался подняться, и у него это почти получилось, но руки его не держали. Он опять упал, теперь уже на бок. Джуд с облегчением отметил, что видит лишь затылок отца. Ему не придется снова смотреть в лицо Мартина, пока тот умирает. Опять умирает.

Мэрибет хотела что-то сказать. Между воспаленных губ показался язык. Глаза молили Джуда подойти ближе. Зрачки сузились, превратившись в черные точки.

Он тащил свое тело по полу, передвигая локти один за другим. Мэрибет шептала что-то, но он не слышал ее из-за отца: Мартин начал кашлять, давиться, бить пятками по полу, словно в предсмертной конвульсии.

– Он еще… не все, – бормотала Мэрибет. – Он идет… снова. Он никогда… не остановится.

Джуд оглянулся в поисках чего-нибудь, чем можно стянуть рану на ее шее. Он приблизился к Мэрибет настолько, что оказался в луже крови, расползающейся вокруг нее. На дверце плиты висело кухонное полотенце, и Джуд схватил его.

Мэрибет смотрела ему в лицо, но у него возникло ощущение, что она не видит его, что ее взгляд устремлен в неведомую даль.

– Я слышу… Анну. Я слышу. Она… зовет. Нам надо… сделать… дверь. Мы должны… впустить ее. Сделай дверь… Сделай дверь… и я открою ее.

– Не разговаривай. – Он отодвинул ее руку с горла и приложил к ране свернутое полотенце.

Мэрибет поймала его за рукав.

– Не смогу… открыть ее… когда буду… на той стороне. Нужно сделать это сейчас. Меня уже нет. Анны нет. Ты не… можешь нас… спасти… – бормотала она. – Сколько крови. Дай. Нам. Спасти. Тебя.

С другого конца кухни доносились хриплые стоны и кашель. Отец Джуда давился, что-то изрыгая из себя. Джуд знал что.

Он смотрел на Мэрибет и не верил в происходящее. Это даже пересиливало скорбь.