|
Гончаров предусмотрительно все отрицал, и даже сделанная нами видеозапись не сдвинула его со спасительной позиции – он продолжал уверять своих собеседников в том, что удостоверение было никакое не эфэсбэшное, а так, писулька какая-то, и актеру Баранову, которого он, Гончаров, с помощью этой писульки разыграл, со страху что-то примерещилось. Поскольку по видеозаписи трудно было сказать, что за удостоверение он показывал, гончаровская позиция была единственно верной. Не было поддельного удостоверения – нет и ответственности за подлог. Не добившись ничего, эфэсбэшники все-таки для острастки заехали на работу к Гончарову, в овощной магазин, устроили там форменный обыск и здорово напугали его немногочисленный персонал и ничего не понявшего директора. Понять директор ничего не понял, кроме одного: гости пожаловали с Лубянки и причина этому жуткому событию не кто иной, как грузчик Гончаров. И едва эфэсбэшники уехали, в следующие шестьдесят секунд Гончаров вылетел с работы. На всякий случай, для профилактики. Если какой помидор в корзинке подгнил, его лучше выбросить сразу, пока и остальные не подпортились. Такая, наверное, была логика.
– Вот, – печально заключил Гончаров. – Такие дела. Светлана смотрела на него с нескрываемым состраданием. Лично у меня эмоций было поменьше, но Гончарова я жалел. И один только Демин с демонстративной невозмутимостью таращился в окно, всем своим видом показывая, что этого грузчика-проныру он видит насквозь. Я позвонил Касаткину. – Это Колодин, – сказал я. – Мы сможем с вами встретиться? – По какому делу? – По неотложному. Я услышал, как Касаткин вздохнул. У него каждый день – по три тысячи дел, и все без исключения неотложные. – Это очень важно, – упорствовал я. – Хорошо, жду. Я положил трубку. – Оставайтесь здесь, – сказал я. – Переговорю с Касаткиным и вернусь. Касаткин встретил меня в коридоре, у двери собственной приемной, из чего я заключил, что у него в кабинете гости, наверное, очень важные, и он вышел мне навстречу специально, потому что никак иначе не мог бы со мной переговорить. – Женя! – с чувством сказал он и выразительно посмотрел на часы. – У меня одна минута на беседу с тобой! В отведенное мне время я уложился. За пятьдесят секунд рассказал Касаткину о злоключениях бедного Гончарова, еще десять секунд у Касаткина ушло на то, чтобы все осмыслить. – И – что? – спросил он. – Вы должны вмешаться! – Должен? – Касаткин приподнял бровь. Настоящий чиновник! Всегда очень четко расставляет акценты. Я был вынужден дать задний ход. – Нет, вы лично ничего, конечно, не должны… – И на том спасибо. – Но у вас связи, Николай Вадимович! Позвоните кому следует, пусть от Гончарова отстанут! – Кто отстанет? – ФСБ. – Женя! Ты всерьез думаешь, что я могу что-то указывать этим людям? – Но ведь это нелепость! – Ну почему же? Пусть его проверят. Этого, как его… – Гончарова, – подсказал я. – Вот именно, Гончарова. Он все-таки чего-то там начудил. – Но ведь это нелепость! – повторил я. И опять Касаткин невозмутимо повторил: – Ну почему же? Эта история с удостоверением… – Вы сами в это верите? – Во что? – В то, что все это – серьезно! Касаткин задумчиво посмотрел на меня. Я его понимал. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, тем более что Гончаров, по большому счету, подставился сам, но несоизмеримость гончаровского розыгрыша и последовавших вслед за этим событий настолько меня поразила, что я уже не мог остановиться. |
