– Вы… уверены? – с запинкой осведомился он.

Мы не предполагали, что наш герой кого-нибудь признает. Просто поучаствует в опознании, потом появятся новые действующие лица – и съемка продолжится, действие покатится дальше.

– Лицо его мне знакомо, – пояснил Михаил Михайлович.

Я постепенно возвращался к жизни после пережитого потрясения и уже что-то начинал понимать. Я многое знал о жизни этого человека и о его характере. Трудяга, но из тех, кого называют «правдолюбцами». Такие когда-то с готовностью шли в революцию. Закон – ничто, главное – революционная целесообразность. У них свое представление о справедливости, и во имя этой самой справедливости они готовы проломить башку кому угодно. Они сами решают, что такое «хорошо» и что такое «плохо», и сами решают, какими методами с этим «плохо» бороться. Они, в общем-то, не хотят ничего худого, напротив, их мечта – всеобщее счастье для всех, но по неведомым злым законам жизни всегда получается не так, как намечалось, а это ужасно, с этим невозможно смириться – и значит, снова борьба до победного конца. Он, Федько, ненавидел их всех, вот эту нечисть, на которую не было управы, он боялся их и ненавидел, не мог спокойно смотреть на их сытые рожи, на пальцы, усеянные перстнями, на дорогие пиджаки и еще более дорогие иномарки. Он-то знал, как с этой нечистью можно справиться, и недоумевал и негодовал, наблюдая за преступной бездеятельностью власти. У подъезда, с соседями, уже давно все было переговорено и выход найден: как во время войны – стрелять. И все, что прежде было всего лишь словами, вдруг воплотилось вот в это – в предоставленную кем-то свыше возможность карать. Конечно, никогда прежде Федько не видел указанного им человека. Но он знал его. Этот образ уже сформировался в его мозгу. Образ врага. Молод, коротко стрижен, бычья шея, взгляд исподлобья. Мальчик-рэкетирчик. Такими себе Михаил Михайлович бандитов и представлял. И когда встал вопрос – кто? – он, хотя и не без колебаний, четко указал на того, кто мог бы, кто был способен на такое. Указал на врага, повергнув всех присутствующих в шок.

Баранов еще хотел дать ему шанс, переспросил:

– Может, не этот?

– Лицо знакомое, – повторил Михаил Михайлович.

Он ведь, собственно говоря, и не сказал, что именно этот человек грабил. Просто обозначил объект своей ненависти. И все бы ничего, но далее, по условиям игры, для этого человека, указанного Михаилом Михайловичем, должна была начинаться другая жизнь. В этой жизни были солдаты на вышках, лай сторожевых собак, тюремная баланда – и все это на долгие и долгие годы.

– Вот гад, – опять сказал наш оператор.

В чем-то он был прав, конечно. Потому что указанный Федько «бандит» был очень даже неплохим парнем. Он преподавал в вузе, и одновременно писал диссертацию по проблемам изучения полициклических ароматических гидрокарбонатов. У него было двое прелестных детей и любящая жена. Школу он закончил с отличным аттестатом. В общем, на громилу со стремящимся к нулю «ай-кью» он не тянул совершенно.

Я выглянул в коридор. Там уже все было готово.

– Запускайте женщину! – прошипел я.

Через несколько секунд дверь кабинета открылась.

– Товарищ следователь! Женщина доставлена! – доложил вооруженный автоматом милицейский сержант.

При этом известии следователь заметно воодушевился. Подошел к детине, на которого указал Михаил Михайлович, и с явно выраженной угрозой в голосе произнес:

– Если и она сейчас на тебя укажет – пиши пропало!

Обернулся к Федько, пояснил:

– Мы разыскали женщину, которая видела лицо того грабителя.

Я увидел, что Михаила Михайловича охватывает схожий с охотничьим азарт. Угадал или не угадал? Вот спектакль так спектакль!

– Введите! – провозгласил следователь.