А тебя хватит?! — выкрикнул чей-то озорной голос.

О! Но, но, но! А вы шутницы!

В ответ раздался громкий смех. Можно было бы по­баловаться и дальше, но Крот вдруг увидел синие гла­за девочки, приметил ее несмелую улыбку и перешел к делу.

Сейчас вы посмотрите киноматериалы о жизни девушек, приехавших на Запад раньше вас, и сделае­те свой выбор!

Алексей Петрович включил телевизор, вставил видео­пленку. Он в свое время поработал над монтажом мате­риала, и первый кадр, на его взгляд, был ударным, бил прямо в точку. Перед российским посольством стояла на коленях, держа икону в руках, девушка...

Спятила, что ль?

Молится...

Чему молится-то?

Звук давай! — заволновались, зашушукались в комнате.

Пошел звук. Одна за другой возникали на экране телевизора русские обманутые девчонки, и каждая по- своему рассказывала про свою жизнь. «Разрешите... Верните... Простите... Мама, мамочка милая...» — ле­тели по притихшей комнате девичьи голоса. Когда по­мерк экран, опустивший голову Крот услышал легкие пропадающие шаги и шелест одежды. Он поднял го­лову и увидел девочку.

А ты почему не ушла?

Девочка не ответила, лишь взмахнула длинными рес­ницами.

Почему с мамой не ушла? — повторил вопрос Алексей Петрович.

Моя мама в больнице.

Кем же тебе приходится Анна Григорьевна?

Она взяла меня из детского дома.

Чем больна мама?

Она пьет, — прошептала девочка.

Отец жив?

В тюрьме...

Алексей Петрович вытащил кассету с пленкой, спря­тал в карман.

Пойдем, Дина, побеседуем, — взяв девочку за руку, сказал он.

На стук в дверь люкса открыл Демидыч. На пороге стоял Крот, держа за руку девочку. Он снял грим и стал прежним Алексеем Петровичем Кротовым.

Позови майора, — сказал Крот.

Когда Голованов вышел, Крот очень коротко объяс­нил ему дело, в котором он, майор, и его друзья уча­ствуют.

Что с ними делать? — кивнул на дверь Голованов.

Отойди, Дина, чуть в сторонку, — обратился Крот к девочке. — Эти падлы, фирмачи и охранники, пере­пробовали всех. Бабы битые, хрен с ними... Девчушку жаль.

Кто?

Слон.

Может, сдадим?

Сядем сами. Работали чисто, по закону.

Майор посмотрел на девочку, сжал зубы так, что

заходили желваки на скулах.

Тебе надо идти, Леша, — мягко сказал он. — Разберемся.

Слон мой.

Иди, — повторил Голованов, прикрывая дверь.

...Вызванный дежурной по этажу наряд милиции обнаружил следующую картину в люксовском номе­ре на шестнадцатом этаже гостиницы «Интурист»: в гостиной, на ковре, лежали четыре человека с кляпа­ми во рту, аккуратно уложенные рядком, а в спальне сидел прикованный к батарее американский поддан­ный, проживающий в Бельгии, тоже, конечно, с кля­пом во рту. Подоспевший доктор определил у постра­давших многочисленные кровоподтеки, переломы че­люсти у двоих, у одного оказалась сломанная рука, четвертый был без памяти. Он был кастрирован. По­терпевших отвезли в клинику, где им была оказана медицинская помощь. На вопросы прибывшего де­журного следователя отвечать они наотрез отказались. Один из них, здоровенный парень, с наколками на груди и руках, явно из уголовников, крыл всех под­ряд заковыристым матом. Ночным рейсом иностра­нец вылетел в Бельгию.

А Крот приехал домой не один, с синеглазой девоч­кой Диной.

Мама-а! Принимай внучку! — весело крикнул он с порога.

Вышла мать, посмотрела на девочку, на сына, вздох­нула.

Ты же всегда хотела внучку! Вот она. Зовут Диной.

Откуда она взялась-то?

Давняя история, — улыбнулся Крот. — Она по­терялась, а я нашел.