— Не сомневаюсь, — отозвался Король. — Что до меня — я упустил вепря. День выдался долгий, я устал. Пойдем, Томас.

— Мне разбудить Королеву? — спросил Тристан.

— Ни в коем случае, — ответил Король. — Впрочем, когда она проснется, скажи Королеве, прошу тебя, что муж желает ей доброго утра.

Я дошел с Королем до его спальни, попрощался с ним и вернулся к себе.

Что-то новое витает в воздухе. Любовники, несомненно встревоженные ночным появлением Короля, стали на редкость осмотрительными, Король же, забросив стратегию веселой беспечности, наблюдает за ними с явственным подозрением. Он то и дело посылает за Королевой под самыми пустыми предлогами: спрашивает ее, довольна ли она своими прислужницами и челядью, интересуется здоровьем, просит поиграть ему на виоле или арфе. Королева неизменно подчиняется, видно, впрочем, что внимание супруга она находит утомительным. Тристан проводит долгие часы, охотясь с ловчими птицами. Раз, когда Королева играла на арфе печальную песню, Король вдруг велел ей остановиться и стал беспокойно расхаживать взад-вперед. «Продолжай играть для Томаса», — раздраженно сказал он и покинул покой. Королева на миг подняла на меня глаза и снова взялась за арфу. Оба мы поняли: Король, услышав ее скорбную песню, заподозрил, что она мечтает о Тристане.

Ничего нет хорошего в жалости к своему Королю.

Пытаясь вообразить королеву Изольду, я вижу только загадку, противоречие. В обращении со двором она исполнена чести, открыта, заслуживает полного доверия; и однако ж, едва заходит речь о Тристане, лжет, не обинуясь. По натуре своей Королева пряма, однако таит изменнический секрет; по привычке — покорна, однако покорность ее облекает и покрывает неколебимое непокорство. Так и подмывает решить, будто она верна во всем, что касается до Тристана, и не верна во всем, касающемся Короля, однако эта формула, думается мне, слишком уж проста да и мелковата, чтобы вместить всю Королеву: ибо, сохраняя верность Тристану, Изольда остается верной и Королю, а изменяя Королю, изменяет и Тристану. Она верна Королю, поскольку ночь за ночью лежит с ним нагой на королевском ложе, ночь за ночью громкие звуки любодеяний доносятся из королевской опочивальни. Не исключено, конечно, что она в эти минуты думает о Тристане. Но возможно ли представить, что, даже страстно желая Тристана, Изольда совсем забывает о Короле?

Я сказал, что, хотя Изольда изменяет Королю, она изменяет также и Тристану. Потому что, если в обществе Короля ее изводят мысли о Тристане, разве не верно и то, что в обществе Тристана, ее изводят мысли о Короле? Быть любовницей Тристана, значит предавать Короля, акт любви уже есть акт неповиновения. Однако неповиновение по самой природе своей, подразумевает и знание о том, кому ты не повинуешься. Королеве никогда не удается остаться с Тристаном наедине, даже лежа в его объятиях, она должна видеть встающее перед нею встревоженное лицо Короля, ощущать, как призрак Короля проницает ее.

По временам, когда я неприметно наблюдаю за Королевой, спокойствие ее бледных ровных черт ставит меня в тупик. Но тут я замечаю напряженные морщинки между бровей, невидящий взгляд прекрасных сумеречно-серых глаз, и Изольда, подобно всякому человеку, от которого отделяется, удаляясь неведомо куда, внешний мир, поднимает ко лбу узкую руку, чтобы смести с него выбившийся из общего строя волос.

Возможно ли? Даже теперь я не способен поверить новостям. Именно сейчас, когда удалось восстановить шаткую гармонию, когда осторожность и благопристойность стали частью каждого нашего дня, Король сделал тот самый шаг, который, как считали многие, ему следовало сделать еще в пору его притворного добросердечия. Он изгнал Тристана.