Изменить размер шрифта - +
Сверху колыхались листья банана и кокосовой пальмы, по сторонам кивали головами подсолнухи, в их тени росли ананасы и клубника, а по соседству – помидоры и виноград.

А прямо под носом у новобрачных источали аромат кустики укропа. И это навело короля Яна на странную мысль.

Оставив невесту умирать от блаженства под пальмами, король вышел к народу и объявил:

– До сих пор моя столица не имела имени. А это плохая примета. У каждого города должно быть имя, и я решил назвать нашу столицу Укрополем, потому что она укрывает нас от всякого зла.

Аргументация была странной и не особенно убедительной, тем более что она пришла Яну в голову прямо в процессе произнесения речи, однако никто не возразил и даже наоборот, выступление его величества было встречено бурными аплодисментами и криками «Банзай!»

Громче всех кричал генерал королевской гвардии и первый сталкер его величества Саша Клячин по прозвищу Неизвестный Солдат. Окружающие впервые услышали, как он повысил голос – но ведь был и повод. Имена городам даются не каждый день.

А когда король и Неизвестный Солдат возвращались во дворец, чтобы все‑таки лечь спать, они застали на веранде бородатого барда – предводителя хора королевской охраны.

Публики было немного, и сам бард выглядел усталым, но все‑таки пел, решив, наверное, что упадет последним.

 

Когда я проснусь,

Снова буду один

Под серым небом провинции,

Уже зажгутся огни,

Словно лужи глаза,

Словно камни в воде

Все погасшие звезды…

 

– А знаешь, – задумчиво сказал Ян, у которого в эту ночь было романтическое настроение, – Второй куплет – это почти как гимн Зазеркалья. Слушай…

– Я знаю, – ответил Неизвестный Солдат. – С детства люблю «Наутилус». Только скажи – какую землю мы назовем чужой?

– Наверное, ту, с которой мы ушли, чтобы поселиться здесь.

– А для землян, наоборот, Зазеркалье – чужая земля. Черт! Неужели мы действительно уже инопланетяне?

– Наверно, мы уже спускались с небес или рождались не раз…

Сливаясь с черным небом, полоскался на ветру темно‑синий флаг, и бородатый бард, морщась от боли в натертых струнами пальцах, устало допевал последний куплет.

 

Наверно, мы уже спускались с небес

Или рождались не раз.

Какая страшная память – память о том,

О том, что будет потом.

Но шины шепчут в ночи

Утешительный бред,

Я слышу крик в темноте –

Возможно, это сигнал.

Прощай, чужая земля,

Но нам здесь больше нельзя,

Мы стали легче тумана,

Мы стали чище дождя.

Мы вновь вернемся сюда,

Но кто нам скажет тогда:

Прощай, чужая земля!

Прощай…

Быстрый переход