Видимо, Мюжгян почувствовала всю трудность этой минуты, она схватила Феридэ за руку, подтолкнула к Кямрану и сказала шутливо:

– Вы же двоюродные брат и сестра. Кямран, ты по праву можешь считаться старшим братом Феридэ. Поздоровайся со своей сестренкой.

Кямран подался вперед, коснулся губами волос Феридэ и тихо, будто на ухо, сказал:

– У меня нет слов, Феридэ‑ханым, чтобы выразить, как я рад вас снова увидеть.

Эти слова вернули Феридэ силы.

– Благодарю вас, Кямран‑бей. Я тоже очень рада…

В чистом, мелодичном, как прежде, голосе Чалыкушу послышалась жалобная нота. Так звучит надтреснутый хрусталь.

– Когда вы приехали?

– Сегодня около полудня. Я приехала в Стамбул десять дней назад и узнала, что никого из наших нет. А мне так захотелось увидеть тетушек, всех родных! Я подумала, может быть, кто‑нибудь из вас соскучился по мне? Да и что значит для человека, который привык путешествовать, доехать до Текирдага? Не так ли, Кямран‑бей?

Мюжгян опять вмешалась:

– Хорошо, но к чему все эти церемонии, ханым‑бей? Ведь я сказала: вы брат и сестра. Поэтому самое правильное, если ты, Феридэ, назовешь Кямрана агабеем.

Молодые люди смутились.

– Действительно, Кямран, позволь мне называть тебя так… – робко промолвила Феридэ.

Ожидая его ответа, она вглядывалась в темноту, словно хотела увидеть кого‑то.

– Пусть будет как ты хочешь, Феридэ, – подавленно ответил Кямран. – Как подсказывает тебе сердце…

Наконец разговор принял спокойный характер. Феридэ в нескольких словах рассказала о своем путешествии.

– В Стамбуле у меня были кое‑какие дела. Потом, как я уже сказала, очень хотелось увидеть вас. Доктор предоставил мне отпуск на два месяца. Как я рада, что вы все здоровы! Вот только твое горе, Кямран… Я узнала об этом в Стамбуле и очень расстроилась. Какое несчастье так рано овдоветь! Но у тебя – сын. Дарует аллах Недждету те годы, что взял у его матери. Какой красивый мальчик, Кямран! Как он мне понравился! Мы сразу же подружились, и он до самого вечера не слезал у меня с колен. Я вообще быстро завожу дружбу с малышами.

Постепенно Феридэ пришла в себя. Ее слова и жесты стали свободными, легкими и, как прежде, походили на повадки шаловливого ребенка.

Кямран наслаждался, слушая ее голос, глядя на ее улыбающиеся губы, любуясь светлыми, искрящимися в полутьме глазами. Он уже ни о чем не думал, он даже забыл, что Феридэ – жена другого, что через месяц‑полтора это счастье снова превратится в сон.

Кямрану так не хотелось, чтобы домашние узнали о его возвращении. Но, увы, его уже заметила Нермин и возвестила об этом во весь голос. Затем она кинулась к воротам, обняла Феридэ.

– Мой братец Кямран тоже свидетель, что я тебя не забывала. Милая Феридэ, мы с ним больше всех разговаривали о нашей сестренке в красном платье. Разве не правда, Кямран?

II

В этот вечер ужин превратился в праздничное пиршество. Азиз‑бей резвился за столом, как ребенок.

– Ах, Чалыкушу, – воскликнул он, – ты сделала меня совсем несчастным! Вспомню твой голос – и чуть не плачу. Вот, оказывается, как я любил тебя!

Чалыкушу вернулась в родное гнездо через много лет, когда все уже потеряли надежду увидеть ее. Она словно принесла на своих крыльях радость и тепло прежних дней, полных любви и счастья. Все были веселы, у каждого в сердце что‑то трепетало. Так трепещут крылья мотыльков и ночных бабочек, которые залетают в комнату через распахнутые окна и кружат вокруг лампы. Только к концу ужина тетка Бесимэ, говорившая о каких‑то пустяках, вдруг неожиданно расплакалась.

– Не обращайте внимания, – сказала она. – Просто я вспомнила твою мать Гюзидэ…

Феридэ угощала виноградом Недждета, который сидел у нее на коленях.