Кямран улыбнулся. Феридэ продолжала:

– Впрочем, я очень плохо поступила, выдав тебе чужую тайну. Просто я не могу вовремя остановить свой болтливый язык. Милый, ради аллаха, никому не говори. Хорошо? Только, кто знает… Может, в будущем Нермин его полюбит… Если сможешь им как‑нибудь помочь…

– Обещаю, Феридэ. Но ведь Нермин еще совсем ребенок.

– Возможно… – в голосе Феридэ зазвучала жалобная нотка. – Но в детских сердцах так легко ошибиться.

Некоторое время молодые люди шли молча. Ветер утих. Они замедлили шаг. Ах, как им не хотелось, чтобы дорога кончилась!

Кямран грустно размышлял:

«Только что природа казалась мне безжизненной, никчемной, себя я считал человеком ненужным, а сейчас, защищая от ветра красивую женщину в светло‑розовом детском чаршафе, я испытываю невыразимое счастье. И так могло быть всегда! Стоило только захотеть, и я сделал бы эту красивую маленькую женщину счастливой и был бы счастлив сам… Ах, как жаль!»

Феридэ шла медленно, задумавшись. Вдруг она снова заговорила, уже спокойно, словно о каких‑то пустяках:

– Как бы там ни было, а это маленькое путешествие развлекло меня. Впечатлений теперь хватит на несколько лет. Когда я опять сильно соскучусь по своим тетушкам, по всем вам, я снова приеду. Пройдут годы, мои волосы начнут седеть. И твои тоже, конечно. Встречаясь, мы по‑прежнему будем радоваться, а расставаясь, меньше грустить. Кто знает, возможно, когда‑нибудь я даже приеду навсегда. Не так ли? Ведь это жизнь. Все может случиться. И ты уже станешь моим настоящим старшим братом. Старики по одному будут уходить от нас, и мы станем больше ценить друг друга, будем еще более снисходительно относиться к недостаткам в людях. Наши последние годы пройдут в тех местах, где мы провели свое детство…

Звон надтреснутого хрусталя в ее голосе звучал все явственнее, делал его таким грустным, печальным.

По дороге брела нищенка с ребенком. Босоногий мальчуган запрыгал вокруг Феридэ, стал теребить высохшими ручонками подол ее платья.

Кямран остановился и протянул женщине монетку. Феридэ, привыкшая возиться с маленькими сиротами, ласково погладила мальчика по голове.

Когда они снова двинулись в путь, нищенка сказала им вслед:

– Да не разлучит вас аллах!.. Да сделает аллах красивую ханым твоей!..

Молодые люди невольно остановились. В глазах Кямрана, как в зеркале, отражалась горечь, накопившаяся в сердце.

– Феридэ, слышишь, что она сказала?

Феридэ не ответила, по щекам ее катились крупные слезы… Они шагали дальше, но уже на расстоянии друг от друга.

К особняку они подошли в сумерках. Ветер стих. Деревья, утомленные продолжительной борьбой, погрузились в дрему. Скалы на берегу отливали перламутровым блеском, словно светились изнутри.

– Еще рано, Феридэ, – сказал Кямран. – Наши не вернулись из города. Может, пройдемся к скалам?

Феридэ колебалась:

– Извини, Кямран, я пойду переоденусь. Ветер совсем растрепал мои волосы.

В голосе звучала усталость. Полчаса назад ее светло‑розовый чаршаф казался живым существом, страстно обнимал грудь, колени, нежно трепетал, сейчас он безжизненной тряпкой повис на плечах женщины.

Феридэ бессильно опустилась на большой камень у ворот и принялась зонтиком чертить на песке линии, запутанные и изломанные, как ее жизнь. Немного погодя Кямран сел рядом, коснувшись плечом ее плеча, и взял ее руку. Феридэ встрепенулась, растерянно оглянулась по сторонам, словно желая убежать. Она несколько раз глубоко вздохнула, глаза ее на мгновение как‑то дико вспыхнули и сразу погасли, сделались робкими, покорными.