Чем щедрее я одаривала Робина, тем больше совет настаивал на моем замужестве. Что мне отвечать?
Пока я медлила, кое-кому надоело ждать.
Однажды в присутствии новый посол, епископ Квадра де Авила, толстый, гладкий князь испанской церкви, разодетый в алое и черное, вручил свои верительные грамоты и попросил разрешения обратиться.
— Говорите, ваше преосвященство.
У него был приятный, ласкающий слух выговор.
— Его Священное Католическое Величество король Испанский приветствует свою возлюбленную сестру. Ее Светлейшее Императорское Величество королеву Англии, и просит пожелать ему счастья по случаю помолвки.
— Помолвки?
— С французской принцессой.
С сестрой короля и золовкой Марии! Значит, теперь и Филипп обернулся против меня?
Я затрепетала:
— Хороша же была любовь вашего хозяина ко мне, если он не утерпел подцепить принцессу, хотя мог заполучить королеву!
Де Квадра развел руками и зашевелил пухлыми смуглыми пальчиками, каждый из которых красноречиво выражал всю глубину его сожалений.
— И все же увы. Дражайшее Величество! — Он скорбно отклячил губу. — Королю нужен сын… Испании нужен наследник… а время не ждет.
Время не ждет…
— Габсбург! — вторили друг другу Шрусбери, Сесил и Дерби.
— Англичанин! — возглашали Бедфорд, протестанты и народ.
— Я! — канючил Арундел.
— Я? — вопрошал Пикеринг.
Лишь мой избранник молчал — и я знала почему.
Глава 7
Наконец я поняла, что не в силах больше копить горе в себе — надо выплеснуть его наружу, иначе оно разъест меня изнутри. Однажды, входя в присутствие, я увидела Робина — он, как всегда, стоял в дверях, чтобы первым приветствовать королеву. По обыкновению, все повернулись ко мне — кузен Ноллис, высокий белоголовый Гарри Хансдон, наш родственник лорд Говард, прямой, как шомпол, старик Бедфорд — он спорил о военном искусстве с только что вернувшимся из Франции графом Сассексом. Однако Робин весь ушел в разговор с моей нелюбимой кузиной Екатериной Грей и графом Гертфордом, сыном покойного лорда-протектора, рослым, хорошо сложенным, однако туповатым юношей, которого я никогда не жаловала.
Что-то в том, как Екатерина повернула бледное, словно примула, лицо к моему лорду — это мой лорд, слышишь, Екатерина! — ив том, как он с улыбкой внимает ее словам, задело меня за. живое.
— Ее Величество королева!
При выкрике герольдов он резко выпрямился и очутился рядом со мной.
— Ваша Светлейшая милость!
Я не утерпела, яд так и брызгал из меня:
— None vien ingannato, se поп che si fida!
За спиной у меня Мария Сидни, сестра Робина, и Джейн Сеймур деликатно отступили на несколько шагов. Глаза у Робина расширились, словно от сильной боли. Он медленно повторил:
— «Кто слишком доверяет, бывает обманут»?
Вы слишком мне доверяли? Доверяли? И обмануты — мною? Миледи, чем я заслужил подобный упрек?
Я злилась на него и еще больше на себя.
— Ничем! Прикажите музыкантам, пусть играют! Пусть все танцуют!
Он покачал головой, все еще недоумевая.
— Конечно, Ваше Величество… — Оглянулся на Екатерину — она ластилась к графу Гертфорду еще нежнее, чем за минуту до того к Робину. Лицо его потемнело. — На вашу пословицу, мадам, я отвечу другой! Chi ama, crede — кто любит, верит!
— Chi ama… — Я взорвалась:
— Это ложь!
Chi ama, tene! Кто любит, страшится! Всегда!
Всегда, всегда! — И, к своей ярости, разразилась слезами. |