Эллерт опустил голову. На равнинах подобный разговор между старшим и младшим был верхом неприличия.

– Я бы не стал так забываться, Эллерт, если бы ты не выказывал дурацкого упрямства, – продолжал дом  Стефан уже тише. – Но уверен: ты все‑таки мой сын и воспрянешь к жизни, когда в твоих объятиях окажется прекрасная женщина. – Помедлив, он резко добавил: – Можешь не беспокоиться, эти существа стерильны.

«Я ведь могу и не дожидаться комнаты с зелеными портьерами, – подумал Эллерт, содрогаясь от отвращения. – Я могу убить его прямо сейчас». Но отец повернулся и ушел в свои покои.

Укладываясь спать, Эллерт с холодным бешенством думал о том, как далеко зашло разложение его рода. «Мы наследники Властелина Света, в чьих жилах течет кровь Хастура и Кассильды, – как мы дошли до такой жизни? Или это лишь красивая сказка?» Не были ли дары Хастура и Кассильды выдумкой какого‑нибудь тщеславного смертного, копавшегося в генах, клетках мозга, или какой‑нибудь колдуньи с матриксом, изменившей наследственность людей так же, как здешняя лерони  сделала с этими ришья, сотворив экзотические игрушки для развратных мужчин?

«Сами боги, если они действительно существуют, должны возмутиться, глядя на нас!»

Натопленная роскошная комната угнетала Эллерта. Ему хотелось вернуться в Неварсин, к торжественной ночной тишине. Потушив свет, он услышал тихие, почти беззвучные шаги: Лелла, в полупрозрачном одеянии, незаметно кралась к его постели.

– Я пришла сюда ради вашего удовольствия, ваи дом .

Лишь глаза выдавали ее нечеловеческую сущность – темно‑коричневые звериные глаза, непроницаемые и влажно поблескивавшие.

Эллерт покачал головой:

– Ты можешь идти, Лелла. Сегодня ночью я буду спать один.

Его терзали эротические фантазии – все, что он мог  сделать с ней, но вместе с тем перед глазами вставали все возможные варианты будущего, бесконечно ветвящийся набор возможностей, берущий начало в настоящем. Лелла опустилась на край его постели. Ее мягкие, гибкие пальцы, такие нежные, что казались почти бескостными, погладили тыльную сторону его ладони.

– Если я не доставлю вам удовольствия, ваи дом , то меня накажут, – умоляюще прошептала она. – Чего бы вы хотели от меня? Я знаю много, очень много способов подарить радость.

Юноша догадался, что отец умышленно подстроил это. Ришья выведены, обучены и закляты таким образом, чтобы их чары были неотразимы. Может быть, дом  Стефан надеялся, что Лелла разрушит защитные барьеры Эллерта?

– Правда, мой хозяин очень рассердится, если я не смогу доставить вам удовольствия. Может, мне послать за сестрой – той, с темными волосами? Она даже искуснее меня. Или, может, вам доставит удовольствие поколотить меня, лорд? Мне нравится, когда меня бьют, правда нравится!

– Ш‑ш‑ш! – с досадой прошипел Эллерт. – Кому нужна другая, когда рядом такая красавица, как ты?

И в самом деле: безупречное юное тело, очаровательное маленькое лицо, обрамленное длинными надушенными локонами, – все это выглядело очень соблазнительно. От нее веяло сладковатым, слегка мускусным ароматом. До того, как Лелла прикоснулась к нему, Эллерт почему‑то считал, что от ришья должно пахнуть животным, а не человеком.

«Ее чары уже действуют на меня», – подумал он. Как он мог сопротивляться? Сладостная истома охватила юношу, когда ришья провела кончиком тонкого пальца по его шее от мочки уха до плеча. «Какая разница? Я действительно решил жить без женщины, чтобы не передавать по наследству свое проклятье, но это бедное создание бесплодно, и я не смогу стать отцом ее ребенка, даже если бы захотел. Возможно, когда отец узнает, что я выполнил его волю, он больше не станет оскорблять меня, поверит в мое мужское естество… О Святой Носитель Вериг, укрепи меня! Ведь я всего лишь стараюсь найти оправдание своему желанию! Но почему бы и нет? Почему я должен в одиночку противиться тому, что по праву дано любому мужчине моей касты?» Мысли Эллерта беспорядочно блуждали.