— Ты сказал ей мое имя? — спросил сеньор ди Вентимилья.

— Да.

— И что ответила она?

— Чтобы я привел тебя к ней.

— Скажи мне, какие у нее волосы?

— Как золото, — ответил вождь.

— Онората! — воскликнул Корсар, прижимая руки к груди. — Я уверен, что это она! Веди меня к королеве!

В сопровождении четырех воинов вождь племени пересек деревню, казавшуюся пустынной в этот ночной час, и углубился в лес, над которым уже появилась яркая луна. А через четверть часа они остановились перед просторным жилищем, одиноко возвышавшимся среди зарослей магнолий.

Это было легкое и красивое строение с верандой, со всех сторон окружавшей его, и двускатной остроконечной крышей, которая днем защищала от палящего солнца.

Бледный, как полотно, Корсар остановился на пороге. Ему казалось, что перед глазами у него густая пелена.

— Входи, — сказал ему вождь, который со своими воинами остался снаружи. — Повелительница здесь.

Все стены в доме были покрыты циновками, что придавало ему очень нарядный вид. Бронзовая лампа, скорее всего, с какого-нибудь потерпевшего в этих водах крушение корабля, освещала комнату, оставляя в тени большую ее часть.

Стройная женщина, закутанная в широкую светлую накидку, с золотой короной на голове отделилась от стены и медленно двинулась к Корсару. Не дойдя трех шагов до него, она легким движением распахнула накидку и откинула назад свои роскошные белокурые волосы, в живописном беспорядке падавшие ей на грудь.

— Онората!.. О, Господи, это ты!.. — воскликнул сдавленным голосом Корсар, падая на колени. — Прости меня, Онората!..

Королева карибов, а ею была дочь Ван Гульда, стояла перед ним неподвижно. В ее прекрасных глазах были слезы, грудь порывисто вздымалась, и глухие рыдания замирали на губах.

— Прости меня, Онората! — простонал Корсар, протягивая к ней руки.

Она наклонилась и подняла его, повторяя прерывающимся голосом:

— Да, я простила тебя… Еще в ту ночь, когда ты оставил меня в бушующем море… Ведь ты мстил за своих братьев… Но как же жестоко страдала я!..

И не выдержав более, она разразилась бурным плачем, спрятав свое прекрасное лицо на груди у морского разбойника.

— О сколько же мук я доставил тебе и себе! — с болью проговорил Корсар. — Неужели ты еще любишь меня?

— Да, кабальеро, — трепещущим голосом прошептала она. — Да…

Задохнувшись от невыразимого чувства, Корсар прижал ее к своему готовому выскочить из груди сердцу, но вдруг отпрянул и закрыл исказившееся от горя лицо руками.

— О мой злой рок! — в отчаянии воскликнул он. — Это невозможно. Между нами потоки крови…

Услышав эти слова, Онората отшатнулась, издав слабый возглас.

— Ах! Мой отец мертв?..

— Да, — мрачно ответил Корсар. — Он спит вечным сном в пучине Великого Залива, в той же холодной и темной могиле, где покоятся мои братья.

— Ты… ты убил его… — зарыдала бедная девушка.

— Это судьба убила его, — ответил Корсар. — Он погиб вместе со своим кораблем, когда, стремясь погубить меня и себя, взорвал порох в крюйт-камере.

— Но ты не погиб.

— Бог не хотел, чтобы я умер, не увидев тебя.

— Души твоих братьев наконец успокоились? — осушив слезы, спросила она.

— Да, надеюсь, — ответил он еле слышно.

— А твоя душа?

— Моя?.. Человека, которого я ненавидел, больше нет, а месть не переживет могилы.