Женевьева выставила ногу, повернула ее в разные стороны, чтобы подруга могла получше рассмотреть. Королевские туфли с высокой застежкой, украшенные жемчугом, камнями и золотым шитьем, со странными каблучками в виде штопора.

— Ну, эти действительно очень забавные.

— Они от Сальваторе Феррагамо. Я специально выписала их из Калифорнии. Он создал их для Глории Свенсон, она не догадывается, что вторую пару Феррагамо сделал для меня.

— Я никогда не видела ничего подобного.

— Феррагамо — гений. Он сделал открытие: вес женского тела распределяется полностью не только на подушечки пальцев и каблук, но и на весь подъем. Сальваторе вкладывает тонкую стальную полоску в подошвы своих туфель, для устойчивости ступни. Если подошва крепче, нет сильного давления на каблук, появляется возможность менять его форму — делать каблук тоньше, превращать его в штопор… да во что угодно!

— С тем же успехом ты могла бы рассказывать о проектировании зданий, дорогая. Чтобы построить высокое здание, необходимо создать прочный фундамент. Твой Феррагамо напоминает мне архитектора.

— Но так намного сексуальнее. Все голливудские звезды мечтают о его туфлях.

— Ну, — заметила Лулу, — кому нужен Закари, если ты стала обладательницей потрясающих спиралевидных каблуков Глории Свенсон?

При упоминании Закари улыбка Женевьевы погасла.

— И что теперь? — спросила Лулу.

— Ну, — ответила Женевьева, — как только я проснулась, сразу подумала о тех туфлях Вайолет. Я должна заполучить туфли от Закари, Лулу. И я так осмелела, что решила отправиться в его магазин и уговорить его сделать их для меня.

ПАОЛО ЗАКАРИ

САМЫЕ ДОРОГИЕ В МИРЕ ТУФЛИ

Вывеска занимала половину витрины. Женевьева уставилась в окно, занавешенное пурпурным бархатом, в комнате царил полумрак. Никаких показов и шоу, привлекающих посетительниц. Ни одного намека на то, закрыт или открыт магазин. Здесь царила полная тишина. Ей ничего не оставалось, как подергать за дверную ручку.

Нервничая и злясь на себя за нервозность, Женевьева потянулась к круглой медной ручке.

Дверь мягко открылась, она вступила в квадратную комнату, отделанную все тем же пурпурным бархатом. Дневной свет не проникал внутрь, комнату озаряли многочисленные мерцающие канделябры, установленные на расставленных у стен столиках черного дерева, среди копий журналов «Вог». Женевьева поморщилась, уловив жаркий, сладкий запах тающего воска. С потолка свисала гроздь из пяти или шести переплетенных вместе свечей, установленных в витиеватой серебряной клетке. Все это выглядело так старомодно и необычно, словно она в мгновение ока очутилась в прошлом веке.

Белый воск капал, образуя сферические узоры, неторопливо стекал на столики черного дерева и на неровный, сильно отполированный пол из темного дуба. Полосатый коврик цвета зебры в центре комнаты производил гораздо более благоприятное впечатление, привнося элемент современности в мрачноватую обстановку. Женевьева увидела пару кушеток в стиле Наполеона III, обтянутых пурпурным бархатом, и подумала, что, возможно, ей стоит присесть и подождать, пока кто-нибудь появится. Но знал ли кто-нибудь, что она здесь — ведь дверь открылась совершенно бесшумно. В магазине не оказалось звонка, чтобы позвонить и привлечь внимание.

В помещении не было туфель. Ни одной пары.

— Эй! — Голос прозвучал как-то по-особенному громко в тишине комнаты. — Bonjour? — Она увидела свое отражение в высоком серебряном зеркале в другом конце комнаты и показалась себе какой-то неуверенной, жалкой, черт побери, а ей так этого не хотелось! Несмотря на это, она была невероятно привлекательна. Под длинным пальто с отороченными беличьим мехом манжетами и воротником платье из кантонского крепа цвета копенгагенской лазури с круглым воротничком из тончайшего кремового кружева и жатым шелком, смягчающим чересчур вызывающий вырез, низкую талию опоясывал гофрированный пояс.