– Не дело заставлять даму пачкать пальчики песком, – одновременно улыбаясь Бесси и бросая на Брэндона колючий взгляд, произнес этот вельможа из рода Стаффордов, – Вы не учтивы, Чарльз, – жестко сказал он и, не подав мяча Брэндону, кинул его в сторону короля.

– Плохой пасс, сэр Эдвард, – заметил сидевший неподалеку Норфолк. – Если из вас никудышный теннисист, вы бы лучше не показывали этого королю, а положились на Чарльза.

Вот они – два герцога в Англии, единственные родовитые дворяне при дворе, оставшиеся после уничтожившей почти всю знать войны Роз. Эдвард Стаффорд, герцоги Бэкингем и Норфолк, лорд Говард. Бэкингем в дружбе с королевой и придерживается происпанской политики. Норфолк же союзник Брэндона, однако меж ними царит холод – родовитый Говард несколько предвзято относится к выскочке из простых джентри, Брэндону. И все же они одна партия, поэтому Брэндон поблагодарил Норфолка улыбкой.

– Вы, как всегда, правы, милорд. Бэкингем ошибся, сейчас подавать должен я.

Он вернулся на место, и игра возобновилась.

Слава Богу, королю стало везти. Но счет был все равно в пользу Брэндона, а королю хотелось отыграться. Поэтому, когда Катерина заметила супругу, что приближается время полуденной мессы и следует отправляться в часовню, он никак не отреагировал. Генрих был азартен и готов играть помногу часов. Двор же должен был присутствовать на королевской игре.

– Партия! – наконец произнес молодой Гарри Гилфорд, выступавший судьей. Преимущество все ещё было на стороне Брэндона.

– Я должен отыграться! – не унимался король. Брэндон видел, как Генрих принял из рук пажа новый мяч, проверил его, несколько раз ударив о землю ракеткой, но вдруг замер, кого-то увидев. Сжав мяч рукой и заложив под мышку ракетку, он направился ко входу на галерею, где сидели зрители.

В проходе стоял тучный, импозантного вида человек в роскошном, опушенном мехом плаще, из-под которого выглядывало одеяние священнослужителя. На голове его был берет с опущенными наушниками, лицо полное, холеное, с густыми черными бровями над темными круглыми глазами, мясистый нос и пухлый двойной подбородок, словно стекающий в меховую опушку воротника. Лицо отражало неимоверную властность, несколько смягченную улыбкой, какой он приветствовал своего монарха. В руках он держал папку с бумагами, и было видно, как на его холеных руках сверкают каменья несметной ценности.

Когда король приблизился, пришедший хотел поклониться, но Генрих не позволил, обняв его рукой за плечи. Они о чем-то заговорили, Генрих рассмеялся.

Брэндону стало холодно в одной рубашке, его молодой паж Норрис подбежал, подал колет. Проказник, улыбаясь, негромко сказал:

– Ставлю голову против дырявого башмака, что сейчас Вулси уведет его величество.

Так и вышло. Через минуту Генрих сделал знак, что более не будет играть, и он отпускает двор. Король удалился, все так же обнимая своего канцлера Вулси за плечи, а Чарльз заметил, как нервно скомкала в руке платок королева. Она глядела вслед удаляющейся паре без улыбки, и её можно было понять. Венценосный супруг на её слова не обратил никакого внимания, в то время как стоило появиться Вулси, как Генрих оставил даже любимый теннис. Катерина нервничала. Канцлер Генриха был её основным соперником при дворе, и его влияние на короля превышало даже любовь к ней Генриха.

Чарльз счел своим долгом подойти к ней. Несколько веселых шуток – и он заставил её рассмеяться. Катерина милостиво протянула ему руку, Чарльз поцеловал её под гневным взглядом Бэкингема и, выпрямляясь, даже лукаво подмигнул ему.