Да благословит Господь мой путь и поможет мне вернутца.

Таким, вместе с орфографической ошибкой, Тереса купила его в часовне. Поначалу долгое время она приходила туда украдкой, чтобы зажечь свечу, когда Блондин по несколько дней не появлялся дома. Она делала это, пока он не узнал, а узнав, не запретил. Все это идиотские суеверия, смугляночка моя. Я не хочу, чтобы моя женщина выставляла себя на посмешище.

Однако в тот день, когда она принесла ему фотографию с молитвой, он не сказал ничего, даже не стал подтрунивать, а взял ее и прикрепил на панель управления «Сессны».

Когда огни фар, скользнув по стенам часовни двумя длинными молниями, погасли, Тереса уже держала подъехавшую машину на прицеле «дабл-игла». Ей было страшно, но страх не мешал ей взвешивать все за и против, прикидывая, в каком облике может явиться перед ней опасность. Те, кто некогда поставил ее работать менялой напротив рынка Буэльна, еще тогда обнаружили, что у нее просто золотая голова для всякого рода расчетов; А+В равняется X, плюс Z вероятностей в ту и другую сторону, умножение, деление, сложение и вычитание. А тут она вновь оказалась лицом к лицу с Ситуацией. Прошло как минимум пять часов с телефонного звонка в квартале Лас-Кинтас, и пара часов — с выстрела в лицо Коту Фьерросу. Отдав ужасу и растерянности дань, ее разум и все инстинкты теперь нацелились на выполнение одной-единственной задачи: не дать ей погибнуть. Поэтому ее рука не дрожала. Поэтому ей хотелось молиться, но из этого ничего не получалось; однако она помнила абсолютно точно, что расстреляла пять патронов, у нее остается еще один в патроннике и десять в магазине, отдача «дабл-игла» чересчур сильна для нее и потому в следующий раз нужно целиться чуть ниже, если не хочет промазать, а левая рука должна находиться не под рукояткой пистолета, как в кино, а поверх правого запястья, фиксируя его при каждом выстреле. То был ее последний шанс, и она это знала. Ее сердце должно биться медленно, кровь — спокойно струиться по жилам, а чувства — не притупляться; от этого зависит, будет она жить или через час валяться на земле бездыханной. Поэтому она дважды на скорую руку заправилась кокаином из лежавшего в сумке пакета. Поэтому же, когда подкатил белый «субурбан», она инстинктивно отвела глаза от света, чтобы не ослепнуть; и вот теперь смотрела поверх пистолета, держа палец на спусковом крючке, сдерживая дыхание, — если что-то пойдет не так, она уловит первый признак этого. Готовая выстрелить в любого.

Лязгнула открывающаяся дверца. Тереса перестала дышать. Один, другой, третий. Черт побери. Возле машины — три мужских силуэта, подсвеченных уличными фонарями. Выбрать. Ей казалось, что она в стороне от таких вещей, они ее не касаются, пока кто-то берет все на себя. Ты не тревожься, смугляночка моя, — таков был принцип. Ты, главное, люби меня, а остальное — мое дело. Так было хорошо и удобно. Проснуться среди ночи и услышать спокойное дыхание Мужчины — от этого возникала обманчивая уверенность. Даже страха тогда не было, ибо страх порождается воображением, а у них с Блондином были только счастливые часы, струившиеся подобно красивой песне или тихой воде. И так легко было попасться в эту ловушку: его смех, когда он обнимал ее, его губы, скользящие по ее коже, его рот, шепчущий нежные или бесстыдные слова там, внизу, между ее бедер, так близко и так глубоко, будто собираясь остаться там навсегда… Она знала, что если ей суждено прожить достаточно долго для того, чтобы забыть, этот рот она забудет последним. Но никто не остается в этом мире навсегда. Никто не в безопасности, и всякая уверенность опасна.