Этого Алексей не знал.

– Давно?

– Да нет. Четыре месяца.

– Зачем деду это нужно? Денег, что ли, не хватало? Быть того не может.

– Да при чем тут деньги? Я же говорю, квартира годами без присмотра. А если воры? Или трубу прорвет? Жильцы говорят, что оплачивали только коммуналку, и все.

– Все равно сначала заедем на кладбище.

– Может, поспите?

– Не засну все равно.

На могиле стоял деревянный крест. Лежали два венка и несколько пучков живых цветов. Фотографии не было. Сердце болезненно сжалось. Могила деда Макара выглядела сиротливо.

– Насчет могилы я распорядился. Завтра приведут в порядок. Фотографию уже изготовили. В следующем году поставим памятник, макет я выбрал.

Саня говорил сочувственно. Потом он добавил что-то еще, но Алексей понимал плохо. Мысли, которые он старательно гнал от себя, полезли с ужасающей быстротой.

Он бросил деда одного, оставил, покинул, даже не попрощался с ним, не попросил прощения, не поцеловал. Теперь он никогда не увидит любимое лицо, не услышит родной прокуренный голос. И ничего нельзя исправить. Ничего.

Саня отошел чуть за спину. Не стал мешать каяться. Хотя какой в этом толк?

Округин постоял еще немного и пошел по кладбищенской дорожке к выходу.

К дому деда Алексей подошел с сильно бьющимся сердцем. Сам не понимая почему, он волновался. На звонок никто не ответил.

Квартиранты, видимо, спали. Днем в воскресенье?

Алексей без толку давил на кнопку минут десять и уже решил, что в квартире никого нет. Однако за дверью вдруг раздалось шуршание, и детский голос пропищал:

– Вам чего надо?

– Меня зовут Алексей. Я внук Макара Ивановича. Впустите, пожалуйста.

Стало тихо, потом голос проблеял:

– А Макар Иванович умерли.

– Знаю, – терпеливо ответил Округин, – я только сегодня прилетел. Мне нужно с вами поговорить.

За дверью поскреблись, еще немного пошуршали и, наконец, открыли.

Оказалось, с ним разговаривал не ребенок, а женщина, совсем молоденькая.

– Не пугайтесь, прошу вас, – произнес Алексей как можно мягче. – Можно войти?

Женщина посторонилась и сразу стал заметен ее большой живот. Какого черта он приперся на ночь глядя? Еще родит с перепугу!

Округин прошел вслед за женщиной в комнату и сразу почувствовал, что в доме изменился запах. У деда всегда пахло крепким табаком, старым деревом и жареной картошкой. Сейчас – чем-то сладким или скорее кисло-сладким, стиральным порошком и еще чем-то трудноопределимым, но приятным.

– Вы простите меня, пожалуйста. Я веду себя бесцеремонно. Наверное, просто устал. Но мне нужно было тут побывать.

Женщина кивнула и отошла в дальний угол.

Боится все-таки. Это понятно. Она, похоже, в квартире одна, а тут вдруг на ночь глядя в дверь начинает ломиться здоровый детина. Хорошо еще, что он приехал один. При виде Сани она точно разродилась бы раньше срока.

– Если вы насчет денег, то мы все вовремя оплачиваем…

– Не насчет денег, не переживайте, – прервал Алексей. – Честно говоря, я вообще о вас ничего не знал. Ну, в смысле, что дед квартирантов пустил.

– Так все случайно вышло.

Женщина подошла чуть ближе и села на стул у стола, сложив руки на животе.

– Мы с мужем оба из деревни приехали. Снимали комнату тут недалеко, через два дома. А когда я забеременела, хозяйка нас прогнала. Сказала, мол, мне пеленок и воплей не надо. Муж только с работы пришел, она даже поесть ему не дала. Стала орать и вещи выкидывать. Мы собрались и на автобусную остановку. Затащили скарб под навес и ревем оба.