Она англичанка. Он не нужен ей, она не нужна ему. Не стоит об этом забывать.

Вот только это было откровенное вранье. Росс хотел от леди Кэтрин всего, кроме одного пустяка — законного бракосочетания. Ему нравилось смотреть на нее, нравилось ее касаться. С тех пор как он, тринадцати годов от роду, увидел кормилицу своей сестры в купальне, ни одна женщина не бередила так сильно его кровь. А та кормилица, между прочим, была первой обнаженной женщиной, которую он увидел! И сейчас ему не терпелось увидеть леди Кэтрин в таком же обличье — чтобы из одежды на ней был лишь золотистый плащ волос.

Впрочем, все это вздор. Потребность в совокуплении была для Росса сродни любой другой потребности — скажем, в еде. Когда еда была под рукой, он насыщался. Когда не было — терпел.

Его отец, старый лэрд, люто ненавидел саксов. Худшим сортом людей для него были те, что носили фамилию Трилборн. Его сразил бы апоплексический удар, если бы родной сын привел в дом жену-англичанку. Но до этого вряд ли дошло бы: старик отрекся бы от наследника за одни лишь помыслы о подобном предательстве.

А помыслов никаких и не было — так Росс, по крайней мере, твердил самому себе, в тысячный раз прослеживая взглядом изгибы тела Кейт. Просто он замечтался, ведь думать, по сути, было не о чем. В этой бескрайней ночи ничего не было видно, кроме снегопада, серых силуэтов деревьев и оранжевого мерцания костра. Росс уже почти ослеп, отморозил одну половину тела, от шеи до крестца. Другую же половину жгло от долгого неподвижного сидения. Однако шелохнуться он не посмел — разве что затем, чтобы подбросить новую порцию дров. Ибо если он встанет, то больше не будет нести ответственность за свои поступки.

И тут послышался тихий щелчок. Шотландец быстро огляделся по сторонам и понял, что звук донесся из шалаша, специально выстроенного таким образом, чтобы он максимально прогревался от костра. Это у леди Кэтрин, скукожившейся на голой земле, стучали зубы от холода: она лежала слишком далеко от входа, и тепло туда не доходило.

Росс мог бы примоститься рядом с ней, укрыться ее накидкой и укутать их обоих своим пледом. Мог бы прижаться к леди Кэтрин так, чтобы ее крепкая, но изящная попка наткнулась на его горячий кол. Мог бы обвить ее талию рукой, зарыться лицом в копну золотистых волос и наконец коснуться губами беззащитной ложбинки на шее, как ему мечталось с момента их первой встречи, когда она еще дрожала от пережитого потрясения. Тогда они, возможно, согреются.

А возможно, он был круглым дураком.

Святым Росса назвать было сложно, и рукам своим он не доверял: те в любой момент могли сунуться туда, куда соваться не следовало. Тогда Кейт закричит, начнет отбиваться. Или, что хуже, не начнет. Обернется к нему, станет постанывать, шептать что-то невнятное, осыпать его поцелуями, звать туда, где ему обещан рай на земле… И он отправится за ней, повинуясь слепой воле, распираемый вожделением. Он войдет в нее, сотрясаясь всем телом, слушая бешеный стук своего сердца. Проникнет в ее влажную мягкость, в утешительную пульсацию ее тела, провалится в пропасть беспамятства, забыв, что завтра будет новый день.

Это ловушка. Угодишь в нее — не выберешься вовек. Одного шага в ее сторону сейчас было бы достаточно, чтобы определить дальнейшую судьбу обоих: этого потребуют и законы чести, и законы английского короля.

А он дал слово не жениться на ней.

Росс поднялся так резко, что его колени жалобно хрустнули, а с запорошенных плеч сошла лавина. Он швырнул в огонь ветку, затем еще одну, и еще, и еще. Вскоре ненасытный огонь уже плевался и шипел, как разбуженный демон, разрезая ночь на десятки ярдов вперед и орошая все вокруг благословенным теплом. Росс подпитывал пламя до тех пор, пока не убедился, что леди не замерзнет.