«А эта из Иранистана, — определил варвар, переведя глаза на стоявшую рядом. — Помнится, одна из моих подружек рассказывала, что они умащают тело какими-то снадобьями и сводят таким образом все волосы, поэтому их кожа становится гладкой и розовой, как у ребенка».

Ему потом не раз пришлось убедиться в том, что подруга юности не солгала, но сейчас все его мысли были заняты Белезой, и он без особого интереса посмотрел на следующую девушку.

«А вот эта явно из Кофа. Маленькие ступни, смуглая кожа, небольшой рост, пышное тело, и разрез глаз чуть удлиненный, — взгляд киммерийца поднялся от щиколоток девушки до ее тонких, словно нарисованных, черных бровей. — Ничего не скажешь, постарался Индирий. Наверное, недешево стоило все это удовольствие для короля. А потом Публий удивляется, что куда-то улетучиваются деньги из казны, и хочет ввести этот дурацкий налог на въезд, да еще и на выезд, — пришел ему на память разговор с канцлером. — Хотя, если взглянуть с другой стороны, зачем быть королем, если не тратить хоть что-то и на себя?» — продолжал размышлять Конан, лениво рассматривая девушек.

Некоторые из них смущенно опускали глаза, встречаясь взглядом с королем, другие ничуть не стыдились того, что стоят совершенно нагими перед разглядывавшим их мужчиной, и даже кокетливо поводили плечами и грудью, стараясь обратить на себя внимание. Что ж, все это киммерийцу хорошо знакомо: столько раз он сам стоял голым, как лягушка, по ту сторону барьера на невольничьем рынке, и его самого рассматривали нагло и пристально, и жесткие пальцы не раз щупали его мышцы, и покупатели заставляли открыть рот, чтобы убедиться в крепости зубов раба. Все было. Каков мир, таковы и нравы…

«Благодарение Подателю Жизни, это в прошлом подумал про себя Конан. — Конечно, зарекаться нельзя ни в чем, на все воля ботов…. — произнес он привычные слова и, усмехнувшись, перевел взгляд на девушек. — Будь я неладен, но вот эти две, без сомнения, из какого-нибудь веселого дома. Явно большие мастерицы своего дела! Так и выставляются, словно я посетитель их притона, какой-нибудь моряк или вор. Вот тут Индирий явно дал маху. На кой демон в королевском дворце эти шлюхи? — возмутился он, но тут же гнев варвара улегся. — А кто же, собственно, я сам, как не бывший вор и грабитель? Был и тем, и другим, так что нет смысла слишком уж крутить носом», — усмехнулся король Аквилонии и перевел глаза направо.

Последняя девушка из стоявшей перед ним дюжины красавиц своим обликом заставила его задуматься:

«Откуда такая? Вроде бы заморанка или кофийка по сложению, но ростом высокая и волосы довольно светлые…» — Варвар пристально посмотрел на невольницу.

Девушка вздрогнула под его взглядом и, видимо, неожиданно даже для себя самой, сделала непроизвольное движение, пытаясь прикрыть грудь и низ живота от глаз Конана.

Стоявшие рядом две служанки отреагировали мгновенно: схватив ее за обе руки чуть повыше локтя, они с силой отвели их назад, так что тело девушки выгнулось вперед, как напряженный лук.

Муниварэ, следившая за глазами короля и почувствовавшая его интерес к невольнице, склонилась к уху киммерийца и шепнула:

— Пленница из Кофа. Девственница.

Конан поднял взгляд на ее жирное лицо, на котором чуть были видны щелки глаз. Толстые губы хранительницы королевских наложниц расплылись в подобострастной улыбке.

— А не врешь? — усмехнулся варвар. — Пройти через столько рук и остаться невинной?

— Я свое дело знаю, мой господин, — почтительно ответила Муниварэ, но в голосе ее слышалась обида, явно указывающая на совершенную неуместность вопроса киммерийца.