— Ваше величество, я постараюсь вам повиноваться.

— А я не останусь в долгу за сделанные вами усилия. Теперь ступайте и будьте спокойны. Вскоре, может быть, я возложу на вас более важное поручение…Будьте готовы его выполнить…Вы понимаете, что не должны теперь удаляться от двора. Прощайте и положитесь на вашего короля.

Через несколько минут после этого разговора Эктор выехал из Версаля и поскакал к павильону Кристины.

Когда Эктор снова явился ко двору после своей дуэли с Фуркево, время, обстоятельства и поддержка Поля несколько ослабили пламень страсти герцогини Беррийской. Но если она сохранила об этой мимолетной привязанности только слабое воспоминание, будучи женщиной, она конечно не хотела, чтобы Эктор последовал её примеру.

Поэтому она с досадой заметила его равнодушие при их первой встрече и холодную важность его поклона. Для герцогини было достаточно нескольких минут, чтобы заметить эту перемену. В её уме родилось подозрение о тайной сопернице.

Герцогиня искусно выспрашивала у придворных дам, замечала, отыскивала, но ничего не открыла. Можно было подумать, что Эктор никого не любил. Но этому-то и не могла поверить молодая красавица, видевшая в любви начало и конец всех вещей. Все любили, Эктор наверняка тоже. Но кого? В этом заключался весь вопрос.

Хотела ли она отомстить? Она сама не знала. Прежде всего она хотела узнать таинственную соперницу, изгнавшую её из сердца Эктора. Случай довершил бы все остальное.

Фуркево мог знать имя этой скрытой любовницы, но он был осторожен и молчал. Эта скрытность и это молчание со стороны человека, известного своей врожденной ветреностью, раздражало до крайности любопытство герцогини, начинавшей подозревать какую-то важную тайну. Со своей стороны, Поль продолжал усердно за ней ухаживать. Герцогиня не оттолкнула его, и дворянин упорствовал в своих намерениях.

Если сердце Фуркево все ещё принадлежало Сидализе, голова его поворачивалась при виде первых же хорошеньких глазок. Он был из числа тех людей, которые добродушно резвятся, готовые сразу влюбиться в новую красотку. Герцогиня Беррийская должна была рано или поздно воспользоваться слабостями подобного характера.

Однажды она задумчиво гуляла в прелестных садах Марли. Поль шагал рядом, и у него темнело в глазах.

— Я должна упрекнуть вас, — сказала вдруг герцогиня, поднимая свои прекрасные глаза на Поля.

— Мне? В чем же мое преступление?

— Дело не в преступлении, — возразила она, — хотя сердце мое оскорблено.

Принцесса была в эту минуту так хороша, что Фуркево готов был не колеблясь в одиночку завоевать хоть весь Китай, только чтобы удовлетворить малейшую её прихоть.

— Говорите, ваша светлость. Если я мог вас оскорбить, то заслуживаю тысячи смертей! — вскричал он.

— Я не хочу вашей смерти, — возразила она с улыбкой, которая совершенно ослепила Поля, — к тому же вы виновны не одни…

— Кто же еще? — вскричал Поль, которому участие третьего лица было не слишком приятно.

— Мсье Шавайе также оскорбил меня…Вы оба уверяете меня в своей преданности, и с каким жаром! Я имею некоторое право числить вас в числе моих друзей. Я храню эту мысль в глубине сердца, а вы оба не только не чистосердечны со мной, но ещё и не имеете ко мне доверия.

Все это было сказано очень быстро. Поль дал бы все на свете, чтобы понять, к чему все эти речи.

Он не смел отвечать, страшась, чтобы имя Сидализы не пробудило его вдруг от возвышенных мечтаний.

— Вы молчите, — заметила герцогиня, — ну ясно, что вы можете ответить? Надо было, чтобы вмешался случай…Тогда мсье Шавайе все-таки решился и доверился мне наполовину.