— Милорд, вас не накажут за то, что…

— Нет-нет, любовь моя, но, если бы и так, я ни о чем не пожалел бы.

Он нежно — сладостно-нежно — целовал ее губы, едва касаясь, целовал шею, грудь, изгиб живота. Крессида тихо постанывала от острого наслаждения. Наконец он взял ее; минутная боль мгновенно исчезла, уступив место полной эйфории.

Крессида оказалась гораздо более отзывчива на ласки, чем он смел мечтать. За время, прошедшее после их свадьбы, он приучил себя ждать; теперь он знал: она так же жаждала познать наслаждения любви, как он — обучить им ее.

После смерти Элинор он хранил целомудрие, чувствуя, что любая связь станет оскорблением ее памяти. Его чувства были притушены и вспыхнули вновь лишь при первом взгляде на эту волшебную деву. Весь его гнев испарился мгновенно, как только до его сознания дошло, что он готов был в гневе взять ее силой, навеки утратив надежду на истинную любовь меж ними. Сейчас он тихо лежал подле нее, радуясь обретенному блаженству.

Крессида шевельнулась, и он прижал ее к груди. Она робко обхватила шею Мартина руками и с легким вздохом притянула к себе его голову, вновь жаждая поцелуев. Он тотчас приподнял пальцем ее подбородок, а другой рукой отвел назад сияющее облако белокурых волос, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Ты вздохнула… Ты сожалеешь…

Она пылко помотала головой.

— Нет! Нет! Я хотела…

Она отвернула от него лицо, избегая его взгляда, но он с мягкой настойчивостью повернул ее к себе и заставил посмотреть ему прямо в глаза.

— Скажи мне. Чего бы ты хотела? Чего я не дал тебе?

— Нет, вы не понимаете. У меня есть все, чего я хочу — сейчас. Мои родители всегда любили друг друга. Я знала это, еще когда была совсем маленькая. А вы держались все это время так отчужденно… бывали иногда добрым и снисходительным, но… но не любящим. Думаю, будь я вашей любимой собакой, вы обращались бы со мной так же по-доброму и ласково… и так же бранили бы за провинности. И я всегда чувствовала себя как бы в опале, как бы провинившейся в каких-то детских проделках, до тех пор… — ее голос чуть-чуть дрогнул, — до нынешней ночи, когда поняла, что, действительно, привела вас в ярость, и подумала… испугалась… что в этой ярости вы можете оскорбить меня так, что я не смогу простить. Мне казалось, я этого не заслуживаю, потому что… — она опять отвела от него глаза, — потому что, мне кажется, я начинаю любить вас, милорд.

Он засмеялся коротким горловым смехом.

— Я обязан поверить этому, мадам, иначе ваше поведение нынешней ночью следовало бы назвать безнравственным.

Некоторое время они лежали молча, потом она, запнувшись, спросила:

— Вас заставят… отослать меня? Он помолчал.

— Думаю, это возможно… и правильно. Ты должна какое-то время не показываться королю на глаза.

Она высвободилась из его рук и села.

— Мартин, вы не можете отослать меня от себя — только не сейчас!

— Любовь моя, ты знаешь, как обстоят дела во дворце. В это критическое время я не могу оставить Совет. У меня есть работа — важная работа.

Тон его сделался мрачен, и она закрыла глаза, подумав о том, какая страшная, верно, эта работа.

— Вы будете разыскивать тех, кто хотел навредить делу короля?

— Это мой долг. Королю это необходимо. Думаю, тебе придется на какое-то время уехать.

— В ваше поместье Рокситер?

Он сдвинул брови, глядя в сумрак освещаемой камином комнаты.

— Я думал об этом, но хотел сам отвезти тебя туда. К сожалению, сейчас это невозможно. Я должен как следует все обдумать и… и подождать распоряжений короля.