— Это я постараюсь выяснить, — пообещал я.

— Хорошо, а теперь идите. Подготовь отчет к тому времени, как я приду.

После этого в сопровождении своих клиентов и двух ликторов я покинул дом отца.

— Отправляйся в школу Статилия Тавра, — попросил я одного из ликторов. — Спроси там врача Асклепиода. И приведи его в дом Сергия Павла.

Тот неторопливо удалился. Заставить ликтора бежать было невозможно: слишком уж он был преисполнен сознания собственной значимости.

По крайней мере, теперь у меня появился повод отвлечься от головной боли и неприятных ощущений внутри живота. В скором времени весть об убийстве облетит весь город. Правда, такими событиями ныне римлян не удивишь. Но если жертвой становится известная личность, вокруг нее обычно разворачивается большая шумиха. Бывали времена, причем не столь давние, когда подобные происшествия не привлекли бы к себе никакого внимания. Так, к примеру, в период проскрипций убийства сенаторов и всадников стали делом привычным. Доносчикам причиталась часть собственности того человека, которого они оговаривали, обвиняя в измене. Поэтому неудивительно, что жизнь всякого состоятельного человека могла подвергнуться этой опасности. Однако людская память весьма коротка, тем более что последние несколько лет прошли в мире и благополучии. И ныне слухам об убийстве богатейшего вольноотпущенника надлежало стать основной темой разговоров городских сплетников на много дней.

Когда мы подошли к дому Павла, полусонный ночной стражник стоял возле него, прислонившись к двери. Усиленно борясь с одолевавшей его дремотой, он сообщил, что, с тех пор как капитан отправился искать меня, никто в охраняемое им здание не входил и из него не выходил. После чего отошел в сторону, пропуская меня с клиентами и ликторами внутрь. Обернувшись к Бурру, старому вояке, я сказал:

— Проверь все комнаты. Выясни, нет ли запасного выхода из дома. И можно ли сюда проникнуть через окно.

Кивнув в ответ, тот поспешно отправился исполнять приказание.

Едва он удалился, как ко мне бросился какой-то толстяк. Выражение его лица было преисполнено глубокой скорби, а сам он был покрыт обильной испариной.

— О, господин, как я рад, что ты пришел! — отвесив мне поклон, начал он. — Как это ужасно! Моего господина Сергия больше нет в живых.

— Да-да, я знаю. А кем, собственно…

— Меня зовут Постум. Мажордом. Проходи, будь так любезен…

Я дал ему жестом знать, чтобы он замолчал.

— Собери всех домашних рабов в перистиле. Немедленно! — приказал ему я. — Скажи, отлучался кто-нибудь из дому с тех пор, как было обнаружено тело?

— Ни одна живая душа, господин. Все рабы уже созваны. Иди за мной, я тебя провожу.

— Хорошо. Скажи, у Павла была жена?

— Да, была. Рабыня. Но она умерла прежде, чем он успел обрести свободу.

Рабы, разумеется, не имеют права заключать законные браки, однако лишь самые суровые хозяева не признают союзов между ними.

— А не было ли у него детей, рожденных тогда, когда он стал свободным гражданином?

— Нет, господин.

Нетрудно было представить, с какой жадностью стервятники слетятся на эту добычу. Мы вошли в перистиль, который представлял собой окруженный колоннами внутренний дворик, но посреди него находился не пруд, а солнечные часы. По размерам он не уступал двору любого загородного дома, но для городского строения был слишком велик. Однако это обстоятельство оказалось как нельзя кстати, потому что в перистиле собралось не менее двух сотен рабов.