Дюнуа осторожно повернул голову, чтобы не побеспокоить голубя, поднял с земли карту и передал ее Керу.

— Красными крестами отмечены те места, где еще держатся отдельные отряды. Что бы вы могли сказать по этому поводу?

— Что подкрепления, которые вы приказали перевести к Руану, туда не поступили.

Дюнуа кивнул.

— Вы так же хорошо разбираетесь в военных делах, как и в остальном?

— Мой слуга Никола никогда не дает мне возможности загордиться. Можно сказать, что он мне служит вместо власяницы. Никола говорит, что я считаю себя таким же смелым, как Александр Великий, разбираюсь в военном искусстве подобно Велизарию, могу руководить людьми подобно Цезарю и сам такой же смелый, как Бертран дю Гесклин. — Кер пытался пошутить, но затем заговорил очень серьезно. — Конечно, я об этом даже и не думаю. Я — купец и мирный человек. Но должен вам сказать, я слегка разбираюсь в стратегии и понимаю, когда дела идут не по плану… Вы уверены в том, что удастся вовремя сосредоточить необходимые силы?

Дюнуа тихо ответил:

— Мои бравые рыцари заняты собственными делами. Одни желают получить обратно свои владения. Забрать у противника замки. Они храбры, но смелость ничего не стоит, если она не сочетается с дисциплиной. Они получили приказ сразу присоединиться ко мне, но приедут тогда, когда самим это будет удобно. — Дюнуа грустно покачал головой. — Мы обещали королю, вы и я, что Руан будет в его руках до того, как выпадет первый снег. Мы одним махом пересекли Нормандию, и у нас было много славных побед. Но сейчас я начинаю сомневаться в том, что мы сможем выполнить данное ему обещание.

— В городе много англичан?

— Здесь находятся Сомерсет и Талбот. Это храбрые противники. У них нет так много воинов, но я не могу ждать, пока они разобьют мои войска.

У Кера голова раскалывалась от горьких мыслей, но он не стал высказывать их вслух.

Неужели победный марш королевских лилий будет остановлен из-за надменности знати, не подчинившейся приказам?

Когда он проезжал по лагерю несколько минут назад, он видел на деревьях тела солдат. На некоторые из них были наброшены женские нижние юбки — это означало, что их казнили за изнасилование. На других болтались овечьи кишки — эти солдаты занимались мародерством. Кер вдруг подумал: «Если бы Донуа повесил несколько знатных господ за неповиновение, мы бы очень быстро выиграли войну».

— Уважаемый учитель стратегии, — обратился Дюнуа к Керу, — а как бы вы поступили на моем месте?

Кер подхватил брошенную ему «перчатку».

— Много раз я стоял у Бовуазинских ворот в Руане и смотрел на стены Ле Пти-Аппюи, выделявшиеся на фоне неба. Будь я на вашем месте, постарался бы устроить Сомерсету и Талботу демонстрацию. Я бы начал стрелять изо всех наших пушек по замку и разнес бы его в клочья прямо перед ними. Я бы сделал это настолько тщательно, что англичане поняли бы, какая судьба ожидает Руан, если они не перестанут сопротивляться.

Командующий потрепал его по плечу.

— Жан Бюро покинул меня час назад, а я предложил ему то же самое. Мы все тщательно обсудили и… решили, что это невозможно. Понимаете, господин королевский казначей, у нас мало пушек и мало бомбардиров, которые могут с ними управляться.

Кер был поражен, когда услышал об этом.

— Мне казалось, что у Жана Бюро было достаточно орудий и бомбардиров для всей кампании. Что случилось?

— Кузнецы, изготавливавшие пушки, допустили ошибку. Стволы трескаются и разрываются. В прошлом месяце Бюро потерял сорок пушек. Каждый раз, когда это случается, оказываются убитыми примерно полдюжины бомбардиров. Результат? Теперь у нас осталось мало обученных солдат, а те, что еще живы, боятся.