— Могу я вам что-нибудь предложить, граф? — спросила Валери.

— Вина, пожалуйста, если вас не затруднит, кузина. Одна страсть не покидает меня с годами. Жажда. — Де Бюрей внимательно наблюдал за Валери и с удовольствием потягивал живительную влагу. — Мне повезло, — повеселел граф, — я встретился с вами наедине, маленькая кузина. Мой брат Робин не питает ко мне особой симпатии, он не сочувствует, когда я пытаюсь рассказать о своих бедах. А сейчас он сидел бы напротив меня с лицом святоши и повторял бы, что все это я заслужил. Может, это и так, но, клянусь, мне очень неприятно, когда младший брат отчитывает меня. Зато вы, милая Валери, всегда проявляете ко мне сочувствие. И тот факт, что мне срочно нужны деньги, конечно, затронет ваше милое и дружелюбное сердечко.

Валери с сомнением глянула на него. Ей вспомнились предупреждения мужа по этому поводу: «Никогда не позволяй Рено выманивать у тебя деньги. Не важно, какую историю он изобретет для того, чтобы смягчить твое сердце».

— Но, граф, у меня совсем нет денег. Всего несколько монет и какие-то дешевенькие украшения. Если вам действительно нужны деньги, придется обратиться к Робину, когда он вернется.

Граф скорчился, как от внезапной боли.

— У меня так сильно болит бедро, — застонал он. — Каждая часть моего тела требует смазки… Я думаю, кузиночка, что мне придется довольствоваться тем, что вы мне дадите. Вы мне протянете руку помощи с улыбкой и не станете читать нравоучительных лекций. — Он глубоко вздохнул. — Меня столько раз отчитывали, что я устал от всего этого.

Валери не ожидала, что он так легко согласится на ее предложение. Она, заикаясь, сказала:

— Но мне понадобится для этого время…

— Ничего, я подожду. Чтобы убедить вас, кузиночка, что я зря не расходую деньги, могу сказать: я не выезжал из дома целый год. Взгляните на меня. Разве меня можно отличить от хмурого аптекаря или нудного адвоката? Я только что расстался со своей любовницей! Ждать от мужчины большего было бы безумием!

4

Больная хозяйка замка Монтань-Нуар, родового имения де Бюреев, сидела на куче пахнущих плесенью подушек. Глаза ее были неподвижны, лицо хранило выражение страдания. Волосы, которые врач так решительно постриг, начали отрастать и напоминали рыжеватый пушок. Слава Богу, что в комнате не было зеркала — и Изабо не могла видеть себя.

Везде было темно, стены дома оставались влажными после дождя. В комнате, где находилась графиня, воздух был спертый и затхлый, было ясно, что там давно не проветривали.

Две служанки в углу тихонечко переговаривались.

— Взгляни на нее! — шепнула одна. — Она сидит здесь, похожая на уродливого идола! Бригитта, как по-твоему, о чем она сейчас думает? Интересно, она нас видит?

— Конечно, она нас видит, — ответила другая служанка. — Она всегда все видит. Она сейчас вне себя, потому что не может приказать, чтобы нас выпороли!

— Ей теперь за все воздается! Сколько времени прошло с тех пор, как Бона мыла ее?

— Не помню.

Вторая служанка была очень худой, руки ее напоминали прутья. Лицо не выражало ничего, кроме отвращения.

Двумя руками она вцепилась в метлу и осторожно выплыла на середину комнаты. Несколько минут служанка стояла напротив неподвижной хозяйки и пристально смотрела на нее, затем принялась танцевать вокруг своей госпожи. Зрелище было не из приятных: служанка неуклюже подпрыгивала, корчилась, взмахивала метлой и приседала, пытаясь что-то изобразить. Каждый раз, когда она оказывалась рядом с больной, старалась задеть метлой лицо Изабо. В голову ей пришла новая идея, и она побежала к влажной стене, собрала с нее вонючую слизь и потом тыкала мокрыми ветками в лицо ненавистной хозяйки.