К счастью, немало было важных дел, и самое главное — работы по окончательной доделке «Ибиса». Я отправил с быстрым курьерским судном инструкцию в Редонду, где у меня в порту стояли два корабля, приказывая произвести необходимый ремонт для подготовки к торговой экспедиции в районы, где могут случиться шторма. Таким образом их капитаны не смогли бы догадаться о наших намерениях, а вместе с тем были бы готовы к плаванию в открытом море. Когда они совершили необходимые приготовления, я приказал им прибыть и встать на якорь в устье Ориссы и ожидать дальнейших приказаний.

Мне стоило бы подготовить три судна класса «Ибис», но времени на это не было. А эти два корабля-близнеца «Искорка» и «Светлячок» являлись однопалубными суденышками для прибрежного плавания, меньше «Ибиса», менее маневренные и удобные для пассажиров, и вполне возможно, что при более близком с ними знакомстве там могли обнаружиться и другие недостатки.

Вхождение во все эти детали являлось делом очень важным, но при всей этой суете внутри у меня что-то сжималось, словно предупреждая, что я пропускаю нечто действительно очень важное.

А что именно, я обнаружил однажды вечером. Задувал студеный ветер, напоминая о зимних вьюгах, прерываемых дождевыми залпами, наступала та ночь, когда человек с радостью ждет, когда из темноты выплывет его дом с освещенными окнами, и уже предвкушает согретое бренди, поджаристую, начиненную специями курочку и, наверное, одеяло на своих коленях. Вот о чем я думал, нахохлившись в своем плаще, пока Квотерволз вез меня в коляске из центра Ориссы, где я провел хлопотный день в одном из банкирских домов, добиваясь выгодного кредита.

Я ощутил, как по спине пробежали мурашки. Не от страха, а… от предупреждения, что ли. Не чувство опасности овладело мной, а чувство, схожее с тем, которое настигает человека, выехавшего из дома и вдруг задумавшегося, не забыл ли он запереть входную дверь и не стоит ли вернуться и проверить.

— Квотерволз, — сказал я, — давай-ка к верфи. Я хочу осмотреть «Ибис».

Я не мог сказать ему, что я точно чувствую, потому что в девяти случаях из десяти человек, спешно вернувшийся домой, к своему смущению обнаруживает, что не только замок закрыт надежно, но и засовы задвинуты.

Джанела должна была бы находиться на корабле. Два дня назад я сказал, какая каюта ее и, поскольку ей предстоит там провести немало времени, пусть она займется созданием необходимых для себя удобств. Более того, ей там предстоит, очевидно, и принимать с визитом достаточно важных персон. Эти мои указания привели к тому, что на корабль валом пошли торговцы, декораторы, маляры и мебельщики, и мне пришлось подавить невольный стон, когда я подумал, что же теперь подумают в Ориссе о старом козле Амальрике Антеро, и его «торговом корабле, превращенном в плавучую спальню, и о его новой пассии с коротко стриженными темными волосами и глазами, заглядывающими в душу».

Но, боюсь, я выдал свою озабоченность, когда приказал пустить лошадей рысью. Квотерволз сурово глянул на меня, хлопнул вожжами лошадей по бокам и передвинул перевязь сабли так, чтобы рукоять была под рукой. Наверное, стоило бы сказать ему, что все не так уж и скверно, что я просто вздорный старик, вообразивший невесть что.

Когда мы подъехали, на верфи никого не было — рабочие уже ушли по домам. Я выругался про себя, увидев, что фонарщик, наплевав на свои обязанности, не зажег огней, освещавших дорогу к месту, где стоял «Ибис». Правда, у трапа «Ибиса» горели два фонаря да светилось окно каюты Джанелы. Вокруг стояла полная тишина. Чувствуя себя еще более глупо, я выбрался из экипажа и пошел к судну. Квотерволз взглянул на меня скептически, но двинулся следом.

Едва мы приблизились, как с «Ибиса» донесся женский крик:

— Джанела! — Узнал его я, а Квотерволз уже побежал, выхватывая на бегу саблю.