— О-ОООоооооооооооооо!!! — простонал я. Конечно, не самое блестящее высказывание, но ничего лучше вот так, с лету, без подготовки мне выдавить из себя в ответ на эту террористическую акцию не удалось.

— Если прямо сейчас, в течение пяти секунд ты не скажешь «Вело — твой», — произнесла галлюцинация неожиданно тихим, но от этого еще более зловещим голосом, — то в самое ближайшее время тебе придется разделить тяжелую судьбу этого несчастного таза.

— Ванной!.. Этот «таз» был любимой маминой ванной, — машинально поправил я, слишком занятый своими переживаниями.

— Хорошо, пусть будет ванна, — легко согласился старикашка. — Значит, уже через две секунды ты отправляешься вслед за тазом, который называешь «любимой маминой ванной». Хотя, как я уже сказал, — продолжил зловещий незнакомец, — если поторопишься, то, возможно, еще успеешь не упустить свой последний шанс, сделав правильный выбор.

— Раз, — начался отсчет, который на «два» должен был превратиться в крупные неприятности для одного чудесного во всех отношениях молодого человека, которого я близко знал и, не побоюсь сказать, любил в течение всей своей не слишком долгой, но по-своему прекрасной жизни.

Мысль же, что это всего лишь мой бред, начала плавно терять свою актуальность в связи с преждевременной и безвозвратной потерей нашей любимицы. «Если я внушил себе, что галлюцинация расплавила ванну, — подумал я, — то с тем же успехом могу внушить, что для разминки она расплавит меня».

Тем самым я могу убить себя по-настоящему, например побившись некоторое время головой об стенку или перерезав горло бритвой. Вариантов, в принципе, была масса, но все почему-то один мрачнее другого. Да, в этом салуне, похоже, изрядно передергивали. В общем, я решил не испытывать судьбу, открыв рот, чтобы сказать это проклятое «Вело — твой», потому что до счета «два» оставалось всего ничего, но именно в этот момент вдруг выяснилось, что сюрпризы, подарки и неожиданности этого злосчастного дня еще не кончились.

Старик, так стремительно, без приглашения ворвавшийся в мою простую, лишенную практически всяких эксцессов и неожиданностей жизнь, видимо, решил вдруг уйти по-английски. Поэтому без всякого предупреждения, воздушного поцелуя на прощание и прочих сантиментов он начал таять в воздухе прямо на глазах. А окно, вносившее элемент нестабильности и не совсем здорового дискомфорта в облик нашей старой уютной ванной, замерцало, переливаясь разноцветными всполохами, затем поблекло, подернувшись дымкой, сжалось до точки и исчезло, издав напоследок легкий хлопок. Все, начиная с момента появления бензопилы и кончая исчезновением злобной галлюцинации, произошло настолько быстро и неожиданно, что мне не удалось даже как следует испугаться. Не говоря уже о том, чтобы в полном объеме осознать происходящее, дав ему хоть какое-нибудь разумное объяснение. Еще несколько секунд я простоял в оцепенении, тупо уставившись в одну точку, не в силах поверить, что этот кошмар кончился. И только после того как убедился, что больше ничего не происходит и все выглядит относительно спокойно, пришел в себя.

Разум восторжествовал над болезнью, с немного истеричной радостью подумал я. Это был всего лишь стресс. Расслабься, успокойся, дыши глубоко раз, дв-а-а, раз, два-а-а, хорошо, молодец, ничего не было, ты просто устал, вот и хорошо, вот и молодец.

Вот так, успокаивая и уговаривая себя, словно маленького ребенка, я начал постепенно возвращаться к жизни.

Прошло еще две или три минуты, в течение которых, вероятно, чтобы снять остатки нервного напряжения, я просто стоял, ничего не делая, вперившись неподвижным взглядом в пространство, глупо улыбаясь и судорожно вздрагивая при малейшем шорохе. Потом и это прошло.

«Ну, в общем, все хорошо, что в конечном итоге хорошо кончается», — заключил я, окончательно успокоившись, и, не найдя подходящего объяснения случившемуся, решил постараться выкинуть весь этот кошмарный бред из головы, как будто его и не было вовсе.