Ну, одели мы с Филькой Мясоедовым черные повязки. Я для себя в уме все отмечаю: вот подъем крутой, вот спуск, вот повернули вправо, вот влево. С четверть часа так кружили. Потом потопали…

Долго водил их Вольдемар. И кругами, и наискосок. Примерно так же, как Моисей водил евреев сорок лет по пустыне, которую можно было перейти в две недели.

Когда он разрешил снять повязки, Циммерлинг и Мясоедов увидели себя, если можно так выразиться, в темной пещере без единого луча света. Затем кто-то чиркнул спичкой (это был, конечно, Вольдемар) и зажег свечной фонарь.

Они сделали около десяти шагов и оказались перед окованными медными пластинами старинными дверьми высотою по грудь.

– А откуда тут двери? – почему-то шепотом спросил Мясоедов.

– Здесь раньше находилось древнее городище, – ответил нормальным голосом «Панченко». – Может, раньше это было какое-нибудь подземелье или даже застенок…

– Или погреб, – добавил, волнуясь, Мясоедов.

– Или погреб, – легко согласился Вольдемар, внутренне усмехаясь. – Но это неважно. Тут важно совсем другое…

С этими словами он вынул из фонаря свечу и закрепил ее на конце своей трости. А трость просунул в отверстие двери, которое Циммерлинг и Мясоедов заметили сразу.

– Смотрите сюда, – сказал, явно волнуясь, «Панченко» и слегка подтолкнул к отверстию Циммерлинга.

Тот пригнулся, и в свод пещеры гукнул его восхищенный возглас-выдох:

– О-о-о!

В отверстие была видна небольшая комнатка-ниша, уставленная сундуками и всевозможными ларями с горками разноцветных каменьев, блестящих сосудов и старинного оружия (добыть его для проведения аферы оказалось труднее всего). Прямо перед дверью, в лужице серебряных монет, лежал на боку разбитый бочонок.

– Ну, хватит, Ной, дай посмотреть тоже, – затеребил Циммерлинга Мясоедов. Ной Нахманович с неохотой выпрямился и отступил от двери. В глазах его, как на фотографической карточке, застыли горы самоцветов, изумрудов и золотой посуды.

– Я беру десять делянок! – воскликнул вдруг Филька Мясоедов. – Нет, дюжину!

– А я беру пятьдесят, – срывающимся голосом произнес Ной Нахманович и в ответ на вопросительный взгляд Вольдемара добавил извиняющимся тоном: – У меня очень много родственников.

Пятьдесят делянок достались «бригаде» Циммерлинга: по десять ему и Остерману, восемь взял Гирша Майзельс, по семь – часовщик Янкель Кац и владелец магазина «Дрезден» на Гостином Дворе Шмуль Браудэ.

Четыре делянки арендовал мебельщик Карл Мальмберг, две – торговец колониальным товаром, а заодно топорами, зубилами, ломами и гвоздями Арон Оберман, и по одному участку досталось Зилику и Яцеку.

Старик Кушнер не взял ни одного.

Остальные тридцать восемь участков поделили между собой зубной врач Оскар Нудель; «интернациональная артистка», певица из Панаевского театра Клара Грэк; владелец часового магазина на Большой Проломной Сруль Поляк; племянник Циммерлинга и по совместительству скупщик ворованного жемчуга Мошка Вичуг, доктор по внутренним болезням Ицек Климович и «целительница-магнетизерка» Кларисса Надель-Пружанская. Один участок заарендовал женатый, а потому, надо полагать, и вечно кашляющий студент-юрист Яша Нуждин.

Поначалу Вольдемар Аркадьевич приходил на раскопки каждый день интересоваться результатами.