— Говори, пока возможно, — распорядился Сэм Уошбарн. — Не исключено, что они принимают.

Джек попытался стереть пот, выступивший на лице и теперь танцевавший перед ним блестящими шариками. Бесполезная затея.

— Слушайте нас, — снова заговорил он. — Это Первая экспедиция Мосели. Наши двигатели одновременно вышли из строя через две минуты после начала торможения. Должно быть, отказал интегратор подачи топлива. Скорее всего, короткое замыкание, но мы подозреваем магнитные возмущения — датчики зафиксировали их в тот момент, когда мы начали торможение. Отдайте эту систему на доработку. Передайте нашим женам и детям, что мы их любим!

Он замолчал. Зубья кратера царили на всем переднем экране.

— Как тебе это нравится? — спросил Сэм. — И мне, первому черному космонавту?

Потом был удар.

Позже, когда они снова осознали себя и поняли, в каком зале находятся, Сэм сказал:

— Было бы отлично, если бы он позволил нам заняться исследованиями.

Станция “Мерфи”? И это ее настоящее название?

Когда Отец проявляет свой нрав, он всегда начинает оправдываться: “Это Мерфи сделал!” Остальное я нашел в старых записях, в пьесах о космонавтах, выдуманных еще тогда, когда людям нравилось слушать подобного рода истории. Когда человек умирал, то там говорилось, что он “пьет в зале Мерфи”, или же: танцует, спит, мерзнет, поджаривается. И там в самом деле говорилось: “Зал”. Ленты такие старые. И за сотню, а то и за две сотни лет никто не удосужился переписать их заново на пластиковую основу. Голограммы испачканы и перецарапаны, звук плавает и изобилует случайными помехами. Применительно к этим лентам закон Мерфи сработал безупречно.

Мне хотелось спросить у Папы, о чем говорят астронавты, что они думают, возвращаясь с покоренных планет. Конечно же, они никогда не размышляют над тем, кто такой Мерфи, владелец чертогов, где оказывается звездный люд, когда он призывает их к себе. Но, быть может, они отпускают какие-нибудь шутки на этот счет. И всегда ли речь идет о зале? Или же всего лишь о пути, как мне тоже приходилось слышать? Мне хочется спросить Папу об этом, но его давным-давно нет дома — он помогает строить и испытывать свой корабль. Иногда он ненадолго возвращается, но я вижу, что больше всего ему хочется не отходить от Мамы. А когда нам все же удается побыть вдвоем, то меня это возбуждает настолько, что я просто забываю о мыслях, которые не дают мне заснуть по ночам. А потом он снова уезжает.

Добыча Мерфи?

К тому времени, когда Моше Сильверман кончил писать свой рапорт, температура под куполом достигла семидесяти градусов и поднималась так быстро, что к началу нового — по земному отсчету — дня достигнет, наверное, сотни. Конечно же, вода не закипит — избыток энергии компенсируется испарением. Но с имеющимися у них аппаратами даже такую температуру не удержишь. Испарители засоряются и, того и гляди, откажут совсем. Моше чувствовал, как река пота катится по его обнаженному телу.

Хорошо, что не отключили свет. Если энергоотсеки не в состоянии дать энергию для нормальной работы кондиционеров, то, по крайней мере, ее хватит, чтобы Софья не умерла во тьме.

Голова болела, гудело в ушах. Его мутило от слабости. Он давился отвратительно теплой жидкостью — пить хотелось все время. Только без соли, думал он. Пусть даже это убьет нас раньше, чем наступит тепловой удар, кипение, тишина. Он чувствовал ломоту в костях, хотя тяготение Венеры было меньше земного. Мышцы одрябли, он вдыхал запах собственных выделений.

Заставив себя сконцентрироваться, Моше перечитал написанное: сухой деловой отчет о поломке реакторов. Следующая экспедиция будет знать, что густой ядовитый ад атмосферы под воздействием свободных нейтронов вступает в реакцию с графитом, и инженеры разработают соответствующие меры предосторожности.